Зато ей было тепло. У нее замерзли только кончики пальцев. Пальцы, как когти, впились в тяжелые весла, но постепенно они распухли и потеряли чувствительность. Платок и шаль не мешали воде затекать за воротник, течь между грудями и по спине и приклеивать юбку к бедрам. Башмаки она сбросила и спрятала под скамью на корме, чтобы они не испортились. Сама она могла потом вытереться, согреться, царапины заживают быстро, а вот с обувью и платьем дело обстояло хуже.

Непогода только набирала силу.

Лодка ударилась о камень, но Сара Сусанне не могла понять, где она оказалась. Во всяком случае, это был не причал. Она подняла весла в лодку и с трудом прошла на нос, чтобы взять веревку. Потом подвязала юбки вокруг талии и выпрыгнула из лодки. Под ногами были острые камни и скользкие водоросли. Она попыталась тащить за собой тяжелую лодку, но ногам не во что было упереться, и лодка не поддавалась. В конце концов Сара Сусанне поняла, что надо сесть обратно в лодку.

Тогда шхера или камни, в которые лодка уткнулась, уже исчезли из глаз.

Я сижу с бабушкой Ольгой под деревом на Хамарёе. На берегу маленького озера, которое здесь называют Глим-мой. Светит солнце, мы набрали ведерко черники. От муравейника идет едкий запах. Я чешу ноги и не знаю, кто меня покусал, муравьи или комары. Бабушка разожгла костер и принесла в кофейнике воды из ручья. Сейчас она распаковывает корзинку с едой, а дерево скрипит, шелестит, шумит. Ветер не достигает земли. Он прячется в верхушке дерева. Крона качается туда-сюда.

— Бабушка, дерево со мной разговаривает.

— И ты понимаешь, что оно тебе говорит? — спрашивает она.

— Да.

— И что же?

— Этого я не могу сказать.

Бабушка дает мне бутылку с соком и хлеб, посыпанный сахаром. Потом помогает вдавить черничины в масло.

— Это осина, она всегда разговаривает, и ее листочки похожи на зеленые сердечки. Видишь?

— Зачем ей столько сердечек?

— Она ими украшается, ими дышит и с их помощью разговаривает с людьми.

— А осина знает, что мама с бабушкой Элидой уехали на Юг и потому я приехала к тебе?

— Меня бы это не удивило. Но, надеюсь, ты не огорчена, что приехала к нам?

— А папа тоже приедет сюда?

— Нет. А разве он собирался?

— Нет.

Бабушка пьет из светло-серой чашки с синими цветочками. Это походная чашка.

Лицо у бабушки темное, нос большой. Вокруг рта живут морщинки, когда бабушка говорит или улыбается, они прыгают то вверх, то вниз.

— Ты тоскуешь по дому? — спрашивает она.

— Что такое тосковать по дому?

— Тоска по дому — это когда тебе хочется вернуться домой к родителям.

— Нет, значит, я не тоскую по дому.

— Вот и хорошо, тогда нам будет легче.

Из кармана передника бабушка достает носовой платок. Свертывает его жгутом и засовывает себе в нос. Видно, ей надо что-то оттуда вытащить. На это уходит время.

— Все эти полипы, — говорит она и смеется.

Я представляю себе, что полипы — это невидимые мухи, которые залетели бабушке в нос.

— Какого они цвета? — спрашиваю я.

— А бог его знает.

Мне непонятно, почему бабушка так спокойно относится к тому, что эти полипы грызут ее нос, а она даже не знает, какого они цвета.

Мы сидим на мысу почти у самой воды. Шлюпка наполовину вытащена на песок. Я встаю и подхожу к воде. Вокруг лодки по воде прыгают солнечные зайчики, и под водой тоже. И на большой розовой ракушке.

— Бабушка, я хочу достать эту ракушку! — Я показываю на воду.

— Ну так достань.

— А тут глубоко?

— Не бойся, с головой тебя не накроет.

— А как накроет?

— Чуть выше колен.

— А ты не можешь достать мне эту ракушку?

— Нет, для меня вода слишком холодная.

— А для меня не холодная?

— Это известно только тебе.

Я снимаю туфли, носки и иду по песку и камням.

— Мне больно идти без туфель.

— Конечно больно, — соглашается бабушка и складывает все обратно в корзинку.

Я вхожу в воду. Она доходит мне почти до колен, но не выше. Я опускаю руку в воду, чтобы достать со дна ракушку. Неожиданно моя рука ломается, но мне совсем не больно. Я в страхе выдергиваю руку из воды. Она целая. Забыв о ракушке, я то опускаю руку в воду, то вынимаю ее из воды. Много раз. И каждый раз она остается целой. Потом я смотрю на ракушку. У меня в руке она белая. Она больше не розовая.

— Вода холодная? — спрашивает бабушка.

— Я забыла ее потрогать.

— Значит, не холодная, — говорит бабушка и выплескивает остатки кофе вместе с гущей в костер. Потом заворачивает черный кофейник в старую газету и кладет его в корзинку.

— Бабушка, давай весь день сидеть под деревом!

— Ты с ума сошла? Мы должны собирать ягоды.

— Какие, морошку?

— Мы будем собирать желтую чернику, — говорит бабушка и смеется.

— Это если мы кого-нибудь встретим и нас спросят, нашли ли мы морошку, мы скажем, что нашли чернику?

— Правильно, но лучше заранее поупражняться. Понимаешь?

— Но ведь тогда мы солжем!

— Конечно солжем.

— А Бог на небесах рассердится на нас, если мы солжем?

— Думаю, у него нет времени заниматься такими пустяками. Но кто знает.

— А дерево? Дерево рассердится, если мы солжем?

— Нет, осина любит тайны.

— Тогда я люблю осину, — говорю я и прячу ракушку в мой красный рюкзачок. У него ремешки из настоящей кожи.

Мы идем на болото и собираем желтую чернику. Потом возвращаемся к лодке, чтобы плыть домой. На берегу бабушка насыпает на желтую морошку две пригорошни черники.

— Теперь мы готовы, — говорит она. — Теперь можем встретить кого угодно.

Бабушка Ольга живет в желтом доме на острове Хамарёе вместе с дядей Сверре и тетей Луисе. Вообще-то Луисе — бабушкина младшая сестра. Но она гораздо выше бабушки. Дядя Сверре иногда ездит на работу на велосипеде, и его нет целый день. Они оба очень добрые. Я думаю, что он найденыш, его нашли, когда он был маленький. Он здесь как будто чужой. Но сейчас о нем можно не думать, ведь его здесь нет.

Бабушкин дом стоит у дороги, в большом саду. В саду много цветов. И деревьев. Самое высокое — осина. Я учу названия всех цветов и кустов. Сибирские маки очень красивые, но у них такой вид, будто они едят людей. Я больше люблю ромашки и колокольчики. Они растут вдоль дороги, и мне разрешают их рвать. Но, вообще-то, мне позволяют рвать цветы только с Луисе или с бабушкой. Мы срезаем их ножницами и ставим в вазы во всех комнатах. И в уборной тоже. В доме и на улице — всюду пахнет цветами. Луисе говорит, что это вредно для бабушкиных полипов. А бабушка говорит, что с этим ничего не поделаешь.