– А как это понравится твоему призраку? – спросиля, вглядываясь в пустоту вокруг. – Как он отнесется к тому, что тыпозволяешь мне делать такие вещи, которые, по его мнению, позволительны толькоему?

– Не играй с ним! – со страхом взмолилась она.

– Значит, несмотря на все свои ласки, поцелуи иприкосновения, он не может сделать тебе ребенка? Он не тот злой дух издемонологии, который способен красть семя у спящих мужчин. И поэтому онпозволяет мне жить, пока я не сделаю тебе ребенка!

– Он не причинит тебе зла, Петир, – я ни за что непозволю. Я ему запретила!

Ее щеки снова раскраснелись, когда она взглянула на меня. Нотеперь настал ее черед оглядываться по сторонам.

– Не забывай об этом, дочь, ибо – помни! – онумеет читать твои мысли. И он может сколько угодно говорить, что исполняет твоежелание, в то время как на самом деле руководствуется только своими. Онприходил сегодня утром и насмехался надо мной.

– Не лги мне, Петир.

– Я никогда не лгу, Шарлотта. Он приходил. – И тутя подробно описал ей появление призрака и повторил его странные слова. –Итак, что бы это могло означать, моя красавица? Ты думаешь, у него нетсобственной воли? Ты глупышка, Шарлотта. Ложись с ним! – Я рассмеялся ей влицо и, заметив в ее взгляде боль, рассмеялся еще громче. – Хотел бы яувидеть это зрелище: ты, а рядом твой демон. Ложись сюда и позови его, пустьпридет сейчас.

Она ударила меня по лицу. Я только пуще рассмеялся, внезапноощутив сладостную боль, а она все хлестала меня по щекам, и тогда я сделал то,что хотел: яростно схватил ее за руки и швырнул на кровать, а потом разорвал наней платье и ленты в волосах. Она тоже не церемонилась с чудесной одеждой, вкоторую меня облачили ее горничные, и мы соединились с тем же пылом, что ираньше.

Моя страсть иссякла после третьего раза, и, когда я лежал вполусне, она молча покинула меня, оставив наедине с рокотом моря.

К вечеру я уже понял, что мне оттуда не выбраться, потомукак испробовал все способы. Я пытался расколоть дверь, используя для этогоединственное кресло. Я пытался ползком обогнуть стены. Я пытался пролезтьсквозь маленькие оконца. Все напрасно. Этот дом строили тщательно, как тюрьму.Я пытался даже взобраться на крышу, но и этот путь к свободе был заранее отрезан.Скат был невероятно крутым, черепица очень скользкой, а взбираться пришлось быочень высоко. С наступлением сумерек мне принесли ужин и подали, тарелку затарелкой, сквозь маленькое окошко. Я долго не притрагивался к еде, но потомвсе-таки поужинал – больше от скуки и гнева, нежели от голода.

Когда солнце начало опускаться в море, я сидел у балюстрады,пил вино и любовался закатом, наблюдая, как синие волны, несущие белую пену,разбиваются внизу о чистый берег.

За все время моего пленения никто ни разу не появился на томберегу. Подозреваю, этот отрезок побережья доступен только морем. И любой тамоказавшийся наверняка погиб бы, потому что оттуда не было выхода, разве что,как я уже говорил, вверх по утесу.

Но вид был очень красив. Все больше пьянея, я какзавороженный смотрел на постоянно меняющие цвет море и небо и не в силах былотвести взор.

Когда солнце скрылось, на горизонте – сколько охватывал глаз– появилась широкая светящаяся полоса. Она оставалась примерно с час, потомнебо стало бледно-розовым, а под конец приобрело тот же синий оттенок, что иморе.

Разумеется, я решил, что больше не притронусь к Шарлотте,несмотря на все соблазны. А когда она убедится, что я для нее бесполезен, ейничего не останется, кроме как отпустить меня. Впрочем, я подозревал, что,вероятнее всего, она меня убьет, а если не она, то призрак. В том, что она несумеет его остановить, я не сомневался.

Не знаю, когда я заснул. Не знаю, который был час, когда япроснулся и увидел Шарлотту, сидящую при свете свечи. Я поднялся, чтобы налитьсебе еще вина, потому что к этому времени превратился в настоящего пьяницу – иполучаса не проходило, чтобы я не чувствовал непреодолимую тягу к вину.

Я ничего не сказал Шарлотте, но сам был напуган тем фактом,что меня по-прежнему волновала и влекла к себе ее красота, и стоило толькобросить на нее взгляд, как мое тело тут же проснулось и возжелало ее,предвкушая продолжение прежних игр. Что толку было мысленно отчитыватьсобственную плоть – она ведь не мальчишка-школяр и осталась глухой к моимувещеваниям.

Никогда не забуду лицо Шарлотты и ее взгляд, проникший,казалось, мне в самое сердце.

Мы пошли друг другу навстречу. И снова покорились взаимномувлечению…

Когда же страсть наша поутихла, мы спокойно сели рядом иШарлотта заговорила первой:

– Для меня не существует никаких законов. Проклятие,лежащее как на мужчинах, так и на женщинах, воплощается не только в слабостях,но и в добродетелях. Моя добродетель в моей силе, в способности управлять теми,кто меня окружает. Я знала это с самого детства. Мне подчинялись братья, акогда обвинили мать, я умоляла ее, чтобы она разрешила мне остаться в Монклеве,ибо была уверена, что сумею повернуть показания в ее пользу.

Но она не позволила мне остаться – пожалуй, матьединственная никогда мне не подчинялась. Зато я руковожу и всегда, с самойпервой встречи, руководила своим мужем. Я управляю плантацией так умело, чтодругие плантаторы приезжают ко мне за советом. Можно даже сказать, что я, каксамая богатая хозяйка в округе, правлю всем приходом, а при желании могла бы,наверное, держать в подчинении и целую колонию.

Той же силой обладаешь и ты, и благодаря ей способенпротивостоять всем мирским и церковным властям. Ты отправляешься во все деревнии города, имея за душой три короба лжи, и веришь в то, что делаешь. Тыподчинился лишь одной власти на земле – Таламаске, но даже ей ты не покорилсяполностью.

Я никогда не думал об этом, но она была права. Знаешь,Стефан, среди нас есть агенты, которые не годятся для практических дел, потомучто не обладают известной долей скептицизма по отношению к помпезнымцеремониям. Так что Шарлотта попала в самую точку.

Однако вслух я не признал ее правоту. Я пил вино и смотрелна море. В небе поднялась луна, и по водной глади пролегла светлая дорожка. Мневдруг пришло в голову, что я слишком редко любовался морем.

Видимо, за долгое время, проведенное в маленькой тюрьме накраю утеса, я чему-то научился.

Шарлотта продолжала свою речь:

– Я приехала жить туда, где нашлось лучшее применениемоим силам. И намерена родить много детей, прежде чем Антуан умрет. Оченьмного! Если ты останешься здесь и будешь моим любовником, то сможешьосуществить все свои желания.

– Не говори так. Ты знаешь, что это невозможно.