– Я терпелив, Петир ван Абель. И умею предвидетьдалекое будущее. Я буду пить вино и есть мясо, я буду по-прежнему ощущать тепложенщины даже тогда, когда от тебя не останется и костей.

– Вернись! – вскричал я. – Объясни, что этозначит! Я видел тебя, Лэшер, так же ясно, как видят ведьмы, и я могу сделатьтебя сильным.

Но в ответ – только тишина. Я упал на подушку, понимая, чтоэто был самый мощный призрак из всех, каких я до этого встречал. До сих пор ниодин из них не был таким сильным и так явственно видимым. И слова,произнесенные этим дьяволом, не имели никакого отношения к повелению ведьмы.

Как мне не хватало в ту минуту моих книг! Ах, если бы ониоказались тогда под рукой!

И снова перед моим мысленным взором возник каменный круг вДоннелейте. Уверяю тебя, призрак появился в том месте не без причины! Это непросто коварный демон. И не Ариэль, готовый повиноваться волшебной палочкеПросперо![8] Я был столь взбудоражен, что вновь прибегнул к помощи вина внадежде, что оно притупит мою боль.

Вот так, Стефан, прошел мой первый день плена и несчастий.

Я досконально изучил свое небольшое жилище. Столь жеподробно пришлось исследовать и утес, с которого ни одна тропа не спускалась кберегу. Будь у меня в распоряжении даже морской канат, закрепленный набалюстраде, я не сумел бы спуститься с такой крутизны.

Но позволь мне продолжить.

Шарлотта явилась ко мне где-то около полудня. Увидеввошедших вместе с ней двух горничных-мулаток, я понял, что они отнюдь не былиплодом моего воображения, и в холодном молчании следил, как они расставляют покомнате свежие цветы. Женщины принесли мою рубаху, выстиранную и выглаженную, ас ней и другую одежду из более легких тканей, более подходящих для климата этихмест. А еще они доставили большую бадью, протащив ее, словно лодку, по пескупод неусыпной охраной двух мускулистых рабов – на тот случай, если бы мневздумалось бежать.

Наполнив бадью горячей водой, они сказали, что я могувыкупаться, когда пожелаю.

Я воспользовался предоставленной возможностью, надеясь,наверное, смыть с себя грехи, а затем, когда меня одели в чистое и аккуратноподстригли бороду и усы, сел за стол и слегка подкрепился, не поднимая при этомглаз на Шарлотту, которая одна осталась со мной в комнате.

Наконец, отставив в сторону тарелку, я поинтересовался:

– И как долго ты намерена держать меня здесь?

– Пока не удостоверюсь, что зачала от тебяребенка, – ответила Шарлотта. – Первые признаки могут проявитьсясовсем скоро.

– Что ж, у тебя была такая возможность, – ответиля, но, не успев даже договорить, снова оказался во власти вожделения прошлойночи, и перед моим мысленным взором предстала картина, будто я разрываю на нейкрасивое шелковое платье, высвобождаю ее груди, яростно припадаю к ним иначинаю сосать как младенец. Снова у меня возникла восхитительная мысль, чтоона распутна и поэтому я могу делать с ней все, что пожелаю, и что явоспользуюсь первой подвернувшейся возможностью насладиться ею.

Шарлотта поняла. Нет сомнений, она прочла мои мысли, ибоподошла совсем близко и, пристально глядя мне в глаза, уселась ко мне наколени. Почти невесомая, сладостная ноша.

– Порви на мне шелк, если желаешь, – сказалаона. – Тебе отсюда не выбраться. Поэтому делай в своей тюрьме все, чтоможешь.

Я потянулся к ее горлу и тут же полетел на пол. Креслоперевернулось. Только это сделала не Шарлотта – она лишь отступила в сторону,чтобы не пострадать.

– А, значит, он здесь, – вздохнул я. Я не виделего, но, приглядевшись, заметил какое-то пятно в воздухе над собой, котороепостепенно расползалось, становясь все прозрачнее, и в конце концов совершеннорассеялось. – Прими же мужской облик, как было сегодня утром! –потребовал я. – Поговори со мной еще раз, ничтожный призрак, маленькийтрус!

Все серебро в комнате задребезжало. Москитная сеткавсколыхнулась крупными волнами. Я расхохотался.

– Глупый дьяволенок, – сказал я, поднимаясь с полаи отряхивая одежду. Это существо ударило меня снова, но я схватился за спинкукресла и устоял. – Подлый дьяволенок, – сказал я, – и к тому жетрус.

Шарлотта наблюдала за происходящим в полном изумлении. Немогу сказать, что выражало ее лицо – то ли подозрительность, то ли страх. Потомона что-то едва слышно прошептала, и я увидел, как всколыхнулась прозрачнаязанавеска на окне, – похоже, существо вылетело из комнаты. Мы осталисьвдвоем.

Шарлотта отвернулась от меня, но я успел заметить, что щекиее горят, а глаза полны слез. Какой хрупкой и ранимой казалась она в ту минуту.Я возненавидел себя за вожделение к ней.

– Надеюсь, ты не винишь меня в том, что я пыталсяотомстить? – вежливо поинтересовался я. – Ведь ты удерживаешь меняздесь против моей воли.

– Не вздумай опять бросать ему вызов, – со страхомпроизнесла Шарлотта дрожащими губами. – Я не хочу, чтобы он причинил тебеболь.

– А разве всесильная ведьма не может обуздать его? Онаприпала к кроватному столбику, опустила голову и выглядела совершеннопотерянной. И такой очаровательной! Такой обольстительной! Даже не будь онаведьмой, колдовских чар у нее и без того хватало.

– Ты хочешь меня, – тихо сказала она, – таквозьми. И то, что я сейчас скажу, возбудит тебя гораздо сильнее, чем любоезелье, каким я могу тебя напоить.

Она подняла голову, и я увидел, что губы ее трясутся, словноона вот-вот расплачется.

– Ты о чем? – спросил я.

– О том, что я тебя тоже хочу. Я считаю тебя красивым.И когда лежу подле Антуана, мое тело тоскует по тебе.

– Это твое несчастье, дочь, – холодно произнес я,однако безразличие мое было, конечно же, наигранным.

– Разве?

– Остынь. Помни, что мужчине совсем не обязательносчитать женщину красивой, чтобы овладеть ею. Будь по-мужски хладнокровной. Этотебе больше подходит, коль скоро ты насильно удерживаешь меня здесь.

Она помолчала несколько секунд, а затем подошла и снованачала свое обольщение, начав с нежных дочерних поцелуев и постепенно переходяк все более смелым и жарким ласкам. И опять я превратился в того же глупца, чтои раньше.

Только на этот раз охвативший душу гнев не позволил мнеокончательно пасть, и я отстранил Шарлотту.