Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я у всех на слуху исключительно благодаря вашему перу.
– Польщен, – хмыкнул Лароса. – Но вы должны признать, что сделали невозможным вас игнорировать.
– Правда? На самом деле я – обычная девушка. Моя матушка умерла, и тетя с дядей взяли меня к себе. Голди – моя кузина, а дядя нанял Эллиса Фаржа. И все это вам уже известно.
– Но почему мне кажется, что это далеко не все?
– Не имею ни малейшего представления.
– Салливаны не славятся великодушием и щедростью.
Меня захлестнуло раздражение:
– Вы совершенно их не знаете, раз так думаете.
– И… простите мне мою откровенность… но вы не во вкусе Фаржа. И в вашей истории мне многое остается непонятным, если только…
Лароса был репортером. Он искал истории. И не просто истории, но секреты и тайны светского общества.
Он мне прямо это сказал. Мне следовало внимательнее слушать.
Лароса не был мне другом, я не могла ему доверять.
А он уточнил:
– Я думаю, что вам может быть что-то известно о связи дяди с Руфом и его роли в попечительском совете. И, поскольку мы – друзья, вы могли бы помочь мне… найти доказательства, которые мне нужны.
– Доказательства чего?
– Взяток. Подкупов. Всяких сомнительных сделок.
– Мистер Лароса! Я не понимаю, почему вы допускаете, что мой дядя может быть причастен к подобным вещам!
Репортер ничего не сказал, но его взгляд задержался на моем лице, и я почувствовала в нем угрозу, подразумевавшую: «Услуга за услугу. Сохраните в тайне мой секрет, и я сохраню ваши». Я вспомнила статью Ларосы о Чайнатауне… дебютантка без имени… Голди. Он знал ее секрет. Конечно же знал! Как знал и о дядиной любовнице. «Расскажите мне то, что я желаю узнать, или… Голди, Чайнатаун…» Эти слова – даже не выговоренные – заставили меня поежиться. «Будь начеку! Опасность!» – просигналил мне разум.
А через пару секунд лицо Ларосы смягчилось; словно признавая свой пат, он чокнулся со мной, и исходившая от него угроза моментально развеялась. Но на меня она подействовала сильнее, чем я сознавала.
– Ладно, отпускаю вас к Верине. Передайте ей мои наилучшие пожелания, хорошо? Хотя нет, подождите! Пожалуй, не стоит. А то она запустит в вас чем-нибудь, услышав мое имя.
– Похоже, это привычная для вас реакция людей, – сказала я.
Рот Ларосы скривился в слабой улыбке.
– Быть может, встретимся еще в том месте, имя которому «Коппас».
Резко развернувшись на каблуках, репортер удалился.
Его уход принес мне облегчение. И я направилась обратно в бальный зал. Но вопросы, намеки и странные выводы Ларосы не выходили у меня из головы. Я настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила мужчину, преградившего мне путь, и чуть не налетела на него.
– Прошу прощения, мисс Кимбл, – остановил он меня, положив руки мне на предплечья. – Похоже, вы витаете в другом мире.
Мужчина показался мне знакомым, хотя я не сразу признала его. А потом вдруг в памяти всплыли сцены: «Клифф-Хаус», колышущиеся черные перья в шляпе миссис Хоффман, слезы Голди, пляж и ее рассказ о несостоявшейся помолвке. И… комментарий Данте Ларосы: «Олрикс тоже здесь… снисходит до нижестоящих».
– О! Мистер Олрикс, здравствуйте!
Его взгляд устремился за мое плечо:
– Раз вы здесь, значит, и мисс Салливан где-то поблизости. Вы с ней неразлучны – водой не разольешь…
– Мы очень близки, – подтвердила я.
– По слухам, да.
– По слухам? – переспросила я, не в силах удержаться, и тут же вспомнила свое обещание Голди: не слушать и не верить ничему, что мне будет говорить Стивен Олрикс.
Но на лице Олрикса проступило удовлетворение. Он ждал, что я переспрошу. Он расставил ловушку, и я невольно угодила в нее.
– Да. Говорят, вы дурно влияете на мисс Салливан. Понуждаете ее к нескромному поведению.
– Я??? – моргнула я в изумлении.
– Так говорят. Знаете, в «Клифф-Хаусе» вы понравились миссис Хоффман. Она сказала, что вы «хорошая девушка» и, возможно, вам удастся как-то приструнить Голди Салливан. – Олрикс провел пальцем по моему подбородку, слишком близко, слишком интимно. – Но мы-то с вами знаем лучше, правда?
– Я… я вас не понимаю…
Лицо Олрикса не утратило вежливого выражения. Любой, увидевший нас, подумал бы, что мы просто обмениваемся любезностями.
– Вы позволите дать вам совет? Держитесь подальше от Чайны Джоя. Он вовсе не невежественный китаец, которым пытается казаться. И он прекрасно понимает английский. – Я тщетно попыталась скрыть свой шок. А Олрикс продолжил с беспечной легкостью, противоречившей его словам: – Вам здесь не место, мисс Кимбл. Вы пытаетесь прыгнуть выше головы, но только вязнете. Научитесь плавать, иначе утонете. Что до Салливанов, это ваш выбор… А теперь, с вашего позволения, я пожелаю вам хорошего вечера.
И Олрикс оставил меня – в смущении и замешательстве. Учитывая все, что наговорила мне о нем Голди, мне следовало пропустить его комментарии мимо ушей и уж тем более не озадачиваться ими. Но после общения с Данте Ларосой сделать это было нелегко.
Я вернулась в бальный зал с намерением разыскать кузину. Голди встретила меня своей самой широкой, самой лучезарной улыбкой:
– Где ты была? Мы тебя везде обыскались!
И я позволила ее живости снова увлечь себя в веселую компанию Линетт, Томаса и Джерома. Я старалась не думать ни о том, что сказал Данте о социальных слоях, к которым мы с ним оба не принадлежали, ни о секретах и тайнах, ни о коррупции, но об Эйбе Руфе, сидевшем в баре «Пэлэса» за одним столом с моим дядей и его любовницей «с-важными-связями». Я старалась не думать о Стивене Олриксе… «Вам здесь не место… Научитесь плавать, иначе утонете».
Глава четырнадцатая
В воскресенье, перед уходом в церковь, дяде Джонни позвонили. И к карете, в которой мы с Голди его поджидали, он вышел с большим конвертом и извиняющейся улыбкой.
– Боюсь, ничего не поделаешь. Эти бумаги должны быть у Фаржа до обеда.
– Но сегодня воскресенье! – сказала я. – Мистер Фарж наверняка тоже будет в церкви.
– У него тоже куча дел, – ответил дядя.
– Мы опаздываем, – предупредила Голди.
– Может, Пити отвезет бумаги? – предложила я.
– Моим посредником в делах с Фаржем является не Пити, а ты, – заявил дядя, сунул конверт в мою руку и помог выйти из кареты. – Фарж сейчас в своей конторе. Он тебя ждет. А ты, когда отдашь ему бумаги, дождись, пока он их все просмотрит. Вдруг у него возникнут вопросы. Не знаю, сколько