Князь попрощался и уже было направился к дверям, как вдруг резко остановился, стукнул себя по лбу и воскликнул:

– Вот что значит больная голова!

Он подошел поближе к аптекарю. Наклонился, так как его рост был гораздо выше, чем у немца, и ему на ухо что-то прошептал. Тот кивнул головой и шепнул своему помощнику. Через минуту в руках у Николая оказался заветный пузырек из темного стекла, а в нем была та самая отрава, которая погубила боярыню Остафьеву. Первое дело было сделано. При участии Михаила, а он у князя сейчас выступал в роли видака, было получено первое доказательство в косвенной причастности иностранцев к убийству боярыни Остафьевой.

Получив желаемое и высоко задрав подбородок, Николай в сопровождении Михаила покинул аптеку, а затем и Немецкую слободу. Его путь теперь лежал в старую знакомую таверну, с которой он начал свою жизнь в средневековой Москве. Ее хозяином был его старый знакомый по имени Федор. Тот уже помогал ему в его хитрых делах. Николай понимал, что за ним последуют чужеземные соглядатаи, но этот факт его не беспокоил. Наоборот, сейчас он был рад чужим ушам и глазам. Ему нужно было подтвердить свое реноме настоящего «француза». А в таверне свои люди, и они должны понять его сегодняшний спектакль. «Не впервой с врагами его разыгрываем. Пусть наши недруги удостоверятся, что я в доску свой, католик-европеец!» – усмехнулся Николай.

Хозяин таверны «Три карася» встретил Николая как доброго старого знакомого. Когда-то тот помог ему разобраться с местными рэкетирами. Федор чуть не бросился обниматься с Николаем, но вовремя заметил, что на нем одежда иностранного покроя. Вспомнил о прошлом визите, когда Николай уже изображал чужеземца, а поэтому лишь уважительно поклонился и сделал вид, что они совершенно не знакомы. Из кухонной двери показался Ванюша. Он в прошлом розыгрыше иноземцев играл роль связного. Мальчишка, завидев старого знакомца, радостно улыбнулся. Николай ему незаметно подмигнул и указал глазами на камзол. Ванюшка все понял, тут же сделал серьезную рожицу и занялся протиркой столов в обеденном зале.

– Я у вас есть встать постоять и быть сильно довольный! – страшно коверкая русский язык, заявил «французский» гость.

Затем придирчиво посмотрел по сторонам и подошел к столу. Вытащил из-за обшлага на рукаве платок. В это время в таверну зашел невзрачный мужичок и, не говоря ни слова, сел к столу у окна и с любопытством стал следить за иностранцем и хозяином таверны. Но Николай даже не взглянул на него. Повертел перед всеми его чистой стороной и демонстративно провел им по столу. Белая ткань платка тут же стала желтовато-коричневой, и «француз» брезгливо скривил физиономию.

– Фи! Я есть просить reduction! Как это называть на ваш варварский язык? А, вот – дать дешевле жить и жрать! – с гордым видом произнес Николай и поднес к лицу владельца таверны запачканный платок. – Вы есть понимать, что я вам есть говорить, что ваш кабак есть грязь?!

– Что тут не понять, мил человек? – заметив чужого человека в своей таверне, стал подыгрывать Федор. – Мы в Московии люди с особым понятием! Раз надо господину иноземцу подешевле, мы это с превеликим удовольствием! Все сделаем, как ему нужно и даже еще подешевле, чем у других!

– Это есть правильно! Вы есть правильный варвар! Я тут намерен постоять! Где тут мой комнат?

– Ванька, проводи господина иноземца в его комнату! – крикнул Федор мальчонке.

– Я мигом! – ответно подмигнул Ванька и обратился к Николаю. – Пойдемте, господин хороший иноземец! Сюда идите, на лестницу! Как раз наверху ваша комната свободна!

– Слугу иноземца в отдельную комнату напротив господской определи! – крикнул вдогонку хозяин таверны и, посмотрев на одиноко сидящего гостя, всплеснул руками и укоризненно произнес. – Человек ждет и ждет, а мы тут со всякими иноземцами совсем завозилися! Привередливые они уж больно – эти черти заморские!

Федор не торопясь подошел к новому гостю, который был одет в одежду простого небогатого московского ремесленника, и спросил:

– Так что изволит мил человек? Ночевать али есть чаво?

– Мне есть надо покусать! – спотыкаясь через каждое слово, негромко ответил странный московит.

– Ну, покусать так покусать! – усмехнулся Федор и крикнул половому. – Подь сюды! И спроси у этого бусурманина, кого он тут у нас покусать хочет?!

Николай расположился в своей старой комнате, в которой некоторое время жил после прибытия в средневековую Москву. Плюхнулся прямо в одежде на топчан и даже на короткое время какая-то ностальгия овладела им. «Всего год с небольшим, как здесь, а гляди-ка – воспоминания в голову полезли! Так, а сколько ждать-то придется, пока эти господа басурманы назначат день собрания своего тайного сообщества иноземцев? Тоже мне – масоны нашлись!» – усмехнулся Николай и сел писать Андрею Яковлевичу записку, а затем отправил ее с Ванюшкой. Михаила было посылать нельзя. Иноземные «топтупы» сразу увяжутся за ним, а мальчонка особых подозрений у них вызывать не должен. Мало ли куда хозяин таверны его может отправить. С главой Посольского приказа у Николая уже были заранее обговорены средства связи, и мальчика беспрепятственно пропустили к нему. Андрей Яковлевич написал в ответной записке лишь одно слово: «Завтра». Николай попросил Ванюшу раздобыть ему бумагу и пишущие принадлежности и незаметно принести к нему в комнату. Теперь Николай со спокойным сердцем мог начинать осуществлять задуманное. Он рисовал карты Москвы и… Пскова. По памяти, вспоминая то время, когда там находился по служебной необходимости и по последним поездкам в Псков по пушечным делам.

А на следующий день Николай в сопровождении Михаила, который играл роль слуги «французского гостя», отправился прямиком в Кремль. Когда Николай садился в карету, то заметил крутившегося у ворот человека аптекаря. Того самого, который проверял, действительно ли Николай устроился в «Трех карасях» и как к нему отнеслись прислуга и хозяин. Поэтому приказал ехать неспешно, чтобы иноземный «топтун» мог пешком поспевать за ними. Николай еще для надежности часто останавливался, вылезал из кареты, внимательно разглядывал все более-менее серьезные каменные сооружения центра Москвы. Для порядка ахал-охал, делал пометки на листе бумаги да усердно чертил план местности. Иноземный соглядатай даже пару раз не выдерживал и, будто бы ненароком, проходил совсем рядом, чтобы заглянуть в бумаги Николая, а тот и не прятал их от него. Наоборот, даже просил «слугу» подержать их у всех на виду, громко объясняя ему, что это необходимо для того, чтобы чернила хорошо просохли. Иноземному соглядатаю, таким образом, удалось увидел карту центра Москвы с отмеченными на ней значимыми постройками. Наконец, закончив работу, Николай громко крикнул кучеру, так чтобы иноземный «топтун» снова мог услышать фразу: «В Кремль!» Карета вновь неторопливо покатила по улицам Москвы к резиденции царя. Когда подъехали к кремлевским воротам, Николай вылез из кареты и прошел на двор. Его там встречал Андрей Яковлевич. Они встали недалеко от прохода и громко заговорили по-английски. Немецкий «топтун» снова крутился рядом и внимательно прислушивался к их словам, но по его лицу было видно, что ему очень сложно. Он не понимал, о чем говорит этот московский боярин с «французом». Но когда он в их речи несколько раз уловил слово «king» и увидел, что его подопечные стали подыматься по лестнице, которая вела в резиденцию царя, то тут же поспешно побежал прочь. А Николай и Андрей Яковлевич уже через пять минут спустились вниз, во двор.