– Жаль, конечно, мужика, но, видно, сам где-то набедокурил. А новый где? Веди меня к нему!

– Узнаю голос своего былого боярина. Чуть что – сразу толковый приказ, а татю голова с плеч! Вот под кем нам ходить-то надобно, да не княжеское это дело – татей всяких там ловить! – с горестным видом произнес дьяк.

Осторожно подошел к плотно закрытой двери. Трижды постучал и стал дожидаться ответа, но Николай аккуратно отодвинул его в сторону и распахнул дверь настежь. Сидевший за столом боярин в это время ел. На столе были разложены и запеченная кура, и яйца, и свежий пирог. Хозяин присутственного места взялся за кувшин с характерным горьковатым хлебным запахом, но его грубо прервали, и он был явно рассержен бесцеремонным поведением своих подчиненных.

– Что?! Плетей захотели, бестолковые отродья! Почто дверь к боярину безо всякого на то разрешения и уважения открывать надумали?! – чуть ли не завизжал от вспыхнувшего гнева боярин, но, подняв глаза, чуть не выронил из руки кувшин с пивом.

Спохватился, тут же вскочил с места и, трижды поклонившись, совсем другим тоном произнес:

– С чем пресветлый князь к нам пожаловать изволил? Тут у меня еда да питье на столе. Кушаю, так сказать, но я сейчас все быстренько уберу, дабы это не мешало его светлости!

– Потом уберешь! Некогда мне сейчас ждать! Я к тебе по срочному делу – государственной важности! Речь идет о заговоре, возможно, даже, против самого царя, и это безобразие необходимо сейчас же самым решительным образом пресечь на корню!

Услышав про заговор, боярин сначала покраснел. Потом побелел, жалобно посмотрел на свой обед и дрожащим голосом спросил:

– И как князь сие злостное деяние супротив государя нашего пресекать желает?

– Нужно схватить и заточить в темницу лихого человека. Он сейчас в Земском приказе находится, но я опасаюсь, что оттуда он может при помощи своих заговорщиков бежать! Имею высокий указ перевести сего человека сюда, в Разбойный приказ, и здесь его по всем правилам допросить, а затем стеречь лихоимца под страхом лютой смерти как зеницу своего ока! Все ясно?

Николай как бы ненароком провел рукой по подбородку, и боярин заметил на указательном пальце царский перстень. Он даже вытянулся в струнку, будто бы сам царь зашел в его скромную обитель.

– Приказывай, князь! Все надлежащим образом исполню! – дрожащим от волнения голосом, продолжая завороженно глядеть на царский перстень, произнес боярин.

– Я возьму с собой на время твоего человека! Мне нужен дьяк Михаил!

Боярин лишь закивал головой, а Николай, не дожидаясь от него окончания процесса преобразования мыслительного процесса в словесный, забрал с собой дьяка, и они вдвоем ускакали в Земский приказ.

Вовремя. Девица была еще жива. Алексей Никифорович еще не явился, чтобы вымесить на обидчице накопившийся гнев. Николаю легко удалось договориться с дьяком о том, что он забирает обратно девку, так как, мол, ошибка вышла и не того человека задержали. Не она, мол, убийца, а с этой девкой желает поговорить сам Алексей Никифорович, а потом он ее отпустит. А так как князь сам ее в приказ привел, то у дьяка сей хитрый маневр не вызвал никаких подозрений. Ну ошиблись и ошиблись – с кем не бывает?

Девку вывели на улицу; засунули в рот кляп; положили поперек лошади дьяка и повезли в Разбойный приказ. Теперь Николаю нужно было обдумать свой дальнейший план действий, но прежде всего – необходимо было с умом допросить преступницу. Николай интуитивно чувствовал, что показная вольность девицы имеет под собой какой-то тайный смысл. Ведь не будет же дочь казненного за разбой купца так нагло грубить князю, если она не уверена, что ее есть кому защитить. Она же должна понимать, что ее оговор князя лишь на время сможет затянуть дело, но потом все равно все откроется и для нее будет только хуже. Могут и казнить.

Для допроса Николай попросил предоставить ему комнату, где он мог бы это сделать без лишних глаз и ушей. Боярин предлагал пыточную, но молодого князя это не устраивало. Ему нужна была для работы более привычная обстановка. Но свободных комнат в приказе не оказалось. Тогда Николай попросил боярина уступить на время его комнату. Тот в обмен на уступку вызывался поприсутствовать при допросе. Его мучило любопытство, хотелось узнать все подробности дела. Но князь шепнул боярину, что отца и дядю этой девицы, богатых и именитых купцов, по указу царя четвертовали и что вся их семейка была замешана в подлом заговоре против государя. Этого было вполне достаточно, чтобы у боярина к девице пропал всяческий интерес. Он и ранее старался обходить стороной дела, которые связаны с крамолой против государя. С татями да разбойниками как-то безопаснее возиться, чем с продажными людьми. Поэтому он быстро согласился с доводами князя и отдал в его распоряжение свою комнату, а сам уехал домой, чтобы в спокойной обстановке неспешно отобедать.

Дьяк Михаил был у Николая за стряпчего, и он очень гордился доверием князя. Как же: боярину тот не позволил присутствовать при допросе государственного преступника, а ему полностью доверяют. Привели девку. Николай в это время сидел за столом главы Разбойного приказа и предложил ей сесть. Дьяк аж закусил перо от удивления. Он ничего не понимал. Лихого человека вместо того, чтобы за ребра подвесить на стенку и тыкать в него раскаленным железом, князь милостиво усадил перед собой на стул. Николай же не обращал никакого внимания на душевные страдания дьяка. Он достал из мешка, который привез с собой в Разбойный приказ, арбалет. Девка тут же узнала свое оружие. Именно из него она убила боярыню Остафьеву. Николай положил арбалет на стол, а рядом с ним осторожно положил запасную стрелу. Затем посмотрел на изможденный вид девицы, которая напряженно следила за его действиями, и участливо спросил:

– Есть хочешь?

Та только покосилась на корзину, накрытую расшитым узорами полотенцем, и сглотнула слюну. Боярин добродушно оставил ее на своем столе, ведь дома его ждал горячий и вкусный обед. Николай, не церемонясь, взял корзину с чужой едой и протянул девке. Та немного помедлила, но потом схватила корзину, откинула прочь полотенце и стала быстро хватать все, что там было. Словно голодная волчица, она откусывала большими кусками и тут же, чуть прожевав, глотала их. Даже небольшие куриные косточки были с хрустом безжалостно пережеваны и проглочены. Николай наблюдал, как девица увлеченно ест, и не торопился. А когда увидел, что она немного замедлила темп поглощения еды, как бы между прочим спросил.

– Тебе что пообещали за мое убийство?

– Обещали целых два дуката, а в придачу еще дом! – не задумываясь, откусывая очередной кусок курицы, ответила девка и тут же резко замолкла.

Она поняла, что поторопилась открыть рот и явно сказала лишку. Сконфуженно покосилась на сидевшего в углу дьяка. Тот старательно скрипел гусиным пером и записывал каждое ее слово на бумагу.

– Жить хочешь? – неожиданно спросил Николай и осторожно взял за древко отравленную стрелу.

Девица боязливо покосилась на нее, перестала жевать и усиленно закивала в знак согласия головой. Опер резко через стол наклонился вперед, и острие стрелы оказалось совсем недалеко от ее лица. Допрашиваемая испуганно отпрянула назад. В ее глазах появились слезы. Она некоторое время держалась, но потом в голос разрыдалась. Ее былую браваду как ветром сдуло. Теперь перед Николаем был уже совсем другой человек. Сломленный неудачей и поверженный страхом наказания. Опер выпрямился и стал выжидать, пока девка успокоится, а затем вкрадчиво спросил: