– О каком? – заблестела глазами Лисонька. – Обожаю детективы.

– Этот вам не понравится, мрачная история. В маленьком городке Бойске – он расположен в Московской области, но навряд ли вы о нем слышали – погиб священник, отец Дионисий. В его вещах была найдена фотография, на которой среди других людей запечатлена юная Людмила. Сначала эксперт вынес вердикт «самоубийство».

– Это невозможно, – тихо произнесла Лисонька.

– Верно, – согласился я, – суицид большой грех, верующий человек не решится на него. И уж тем более служитель церкви. А все, кто знал отца Дионисия, в один голос твердили, что он святой человек. Прихожане не поверили заключению полицейского врача, устроили скандал. Местное начальство, решив не злить электорат, настучало по шапке патологоанатому, и тот изменил вердикт: самоубийства не было, отец Дионисий поднялся на колокольню, у него закружилась голова, у батюшки случился инсульт, и он просто рухнул с высоты.

Лисонька, которая к этому моменту встала, подошла к окну и стала смотреть куда-то вдаль, резко обернулась.

– Он упал? С колокольни?

– Да, – подтвердил я.

– Это невозможно! – топнула ногой девушка. – Он бы туда никогда не полез, потому что панически боялся высоты.

Я уставился на Лисоньку.

– Вы знали отца Дионисия? И похоже, хорошо, раз знаете о его страхе.

Собеседница оперлась спиной о подоконник.

– Когда-то я очень любила Никиту Слонова… Простите за обман, я не пресс-секретарь актрисы. Давайте познакомимся заново: здравствуйте, Иван Павлович, я Людмила Олеговна Грибанова.

– Она же зрелая дама! – выпалил я от растерянности. – А вы выглядите юной девушкой!

Людмила засмеялась.

– Свои годы я не афиширую, поэтому любимая забава журналистов, фанатов и тех, кто меня искренне терпеть не может, обсуждать возраст Грибановой. Вилка от двадцати пяти до семидесяти лет. Так забавно! Когда на экран вышла моя первая кинолента, один умный человек посоветовал: никогда никому не сообщай правды о себе, всем выдавай разную и лучше всего неверную информацию, чем фантастичнее она будет, тем скорее в нее поверят. Я его послушалась и ни на секунду потом не пожалела. Иван Павлович, мне не двадцать пять, но и не семьдесят.

– Знаю ваш истинный возраст, – тихо уточнил я, – потому что в отличие от борзописцев использую достоверные источники информации. Но… Как вам удается так выглядеть?

Людмила улыбнулась.

– Для начала генетика. Мои мама и бабушка всегда выглядели молодо, бабуле и в девяносто лет в метро место не уступали. Один раз мы с ней куда-то ехали, вошла толстая старуха и сказала Елизавете Ильиничне: «А ну, иди отсюда! Я постарше тебя, стоять не могу, больная совсем». Бабуля легко вскочила (она была маленькая, хрупкая) и спросила: «А сколько вам лет?» – «Шестьдесят уже», – объявила гора жира. Никогда не забуду выражения ее лица, когда бабушка вынула свой паспорт и пассажирка увидела, что та, кого она согнала с места, отпраздновала восьмидесятилетие. Но на одной генетике не уедешь. Занятия в фитнесе четыре раза в неделю, массаж, разные хитрые процедуры с лицом. Я не жалею денег на всякие лазеры, езжу в Швейцарию, в клинику, где делают безоперационные подтяжки, из хирургических вмешательств была только блефаропластика. Плюс правильный цвет волос, хороший парикмахер, дорогая одежда. Благодаря фигуре я спокойно ношу мини-юбки. Мяса уже сто лет не ела, пирожных тоже. Мой девиз: если хочешь оставаться молодой и красивой, работай изо всех сил. А еще кое-какие мелкие ухищрения. Сейчас это бейсболка, самый модный в нынешнем сезоне аксессуар. Ее козырек затемняет лицо, да и свет в гостиной не ярок. Добавьте сюда кокетливую манеру речи, свойственную молодым и начисто отсутствующую у пенсионерок. И, вуаля, мне двадцать пять лет.

– Результат впечатляющий! – восхитился я.

– Главное не то, что удалось сохранить внешность, гораздо важнее сберечь то, что внутри, – продолжала Людмила. – А ментально мне нет тридцати. Хорошо хоть, что глупая Лошадь прочь ускакала, она мне давно нравиться перестала. Вместо коняшки появилась Лисонька. Но гадкая Лошадь из нее порой вылезает. Вот такой преферанс получается.

– Людмила Олеговна… – начал я.

Хозяйка кокетливо улыбнулась.

– Э, нет, так не пойдет. Я Лисонька, а вы Ванечка.

– Лисонька, вы сказали, что когда-то любили Никиту Слонова, – заново начал я. – Какое отношение фронтмен группы «Ронди Кар» имеет ко всей этой истории?

Грибанова села к столу.

– Еще чайку?

– Спасибо, лучше просто поговорим, – предложил я.

Людмила заправила за ухо прядь волос.

– Мои родители считались элитой общества – блестящие врачи с обширной, незаконной в СССР частной клиентурой. Материальное положение семьи радовало. Понятное дело, дочь должна была продолжить династию. Но я не ощущала ни малейшего желания возиться с больными людьми. Меня интересовали мальчики. С двенадцати лет только о них и думала. Правда, в школе всегда получала пятерки, имела прекрасную память. А еще директриса и вся ее семья лечились у моих родителей. Вас не удивляет, что ученица Грибанова получила золотую медаль?

– Нет, – улыбнулся я. – Да только полную идиотку и лентяйку отличницей никто не сделает, из благодарности можно тройки вместо двоек натянуть.

– Спасибо за моральную поддержку, но дело обстояло иначе. Когда мне исполнилось четырнадцать, наша домработница Вера серьезно заболела. Она была практически членом семьи, никто Веру из-за недуга увольнять не собирался, родители устроили ее в лучшую клинику. Но без помощи-то по дому не обойтись. Вера посоветовала вместо себя Надежду Марковну, свою соседку по коммуналке. Это была мать Сергея Владимирова. Как-то раз, когда женщина убирала квартиру, к ней пришел сын вместе с приятелем. Как сейчас помню момент, когда их увидела: поднимаюсь по лестнице, а у окна стоит наша новая домработница, рядом с ней два парня, над головой одного из них сияет нимб. Мальчик повернулся, лучи солнца, которые били ему в затылок, упали на лицо. Я влюбилась в него мгновенно, как в воду упала. А ребята меня не заметили. Надежда Марковна тоже. Она сердито говорила: «Нет у меня денег для вас, и не просите. Придумали глупость! Гитара им нужна! Обойдетесь. Я за медные копейки чужую грязь на горбу таскаю, а они ерундой занимаются».

Лисонька усмехнулась.

– Женщина ушла, а я к подросткам подошла и спросила: «Мальчики, вы хотите гитару купить? А зачем вам инструмент? Могу помочь, но хочу сначала узнать, что вы делать собираетесь». Они мне рассказали про свою группу «Ронди Кар», потом отвели в грязный подвал, который служил им помещением для репетиций. Кабы я не влюбилась в Никиту, ни за какие блага мира не связалась бы со стремной компанией, членов которой звали Том, Гном, Бом и Слон. Том был заправским вором и с легкостью открывал любые замки. Настоящий криминальный талант. Можете не верить, но сейф любой сложности Томатин вскрывал на раз-два с помощью самых примитивных приспособлений. И при этом писал неплохие стихи, замечательно играл на нескольких инструментах. Кто его научил? Добрая соседка по лестничной клетке, педагог консерватории. Ей стало жалко вечно голодного пятилетнего мальчика, которого почем зря лупил отец-уголовник. Женщина пригрела ребенка, с удивлением обнаружила у него редкие музыкальные способности и начала их развивать. Если в этом мире и был человек, которого Томатин любил, то это та старушка. Она парня от всего плохого удерживала, но скончалась, когда Тому исполнилось шестнадцать, и он во все тяжкие пустился. В армию его по здоровью не взяли – недобор веса плюс астма. Приступ мог в любое время начаться, поэтому Том, обладая приятным голосом, в группе не пел, только играл.