— Разве я не права? — дергаюсь я, стряхивая с себя его руки. — Мы разные! Тебя напугает моя реальность, и я в твоей буду чужой. Мы обречены на провал!

— Зачем думать о том, что будет потом, — сверкает огнём его взгляд, — если мы нужны друг другу сейчас? Никто не знает, что нас ждёт в следующую минуту, Ева, но ты почему-то берёшься рассуждать о будущем.

— Это несложно, — бросаю я, скрещивая руки на груди.

Как он может не понимать очевидного?!

— То есть всё? На этом и закончим?

Нужно произнести твёрдое и уверенное «да», но мне становится страшно оттого, что он сразу после него развернётся и уйдёт. Недалеко, конечно, мы же все отбываем срок на территории, которая огорожена высоким забором, но мысль, что Никита станет холоден ко мне, что мы не сможем обсудить ту же чертову книгу заставляет меня в нерешительности закусить нижнюю губу и медлить с ответом.

О, это просто невыносимо!

— Понятно, — усмехается он и идёт к ближайшему дереву, чтобы усесться на траву под ним. — Иди сюда. Присядь.

Я снова медлю, но спустя минуту всё же решаюсь и осторожно присаживаюсь сбоку от него.

Никита долго молчит, всматриваясь вдаль, а затем, усмехнувшись, отрывает травинку и начинает вертеть её в своих пальцах:

— Я стал виновником аварии, в которой серьёзно пострадал человек. Отец завёл новую семью, матери от меня нужны лишь деньги. И не тому, и не другой не нужен я сам. Я считал, что просто назло отцу хотел разбить его любимую тачку и не справился с управлением, потому что был смертельно пьян, но разговор с Жевновым... Чёрт... Этот непростой мужик заставил меня задуматься о том, что я хотел навредить и себе. В первую очередь — себе. Как считаешь, сойду я за самоубийцу? — невесело смотрит Никита на меня.

— Нет... — ошарашенно выдыхаю я. — Ты... ты не пострадал тогда?

— Ни царапины, — снова усмехается он, отворачиваясь. — Вышел из дымящейся тачки, как-то додумался позвонить в скорую, а затем просто вызвал себе такси и поехал домой.

— Пьяного Бог бережёт, — коротко улыбаюсь я. — Так моя бабушка говорила, когда отец уходил в очередной запой и долго не появлялся дома. Что... что с тем, для кого ты вызвал скорую? Он сейчас в порядке?

— Да, чему я безмерно рад... — Никита вновь поворачивается ко мне и спрашивает: — Но знаешь, почему я тебе всё это рассказал?

— Почему?

— Потому что не представляю на твоём месте другого человека, с кем бы я мог быть настолько же откровенным. Тебе не понравится то, что я скажу дальше, но... Плевать мне на наши якобы разные реальности. Ты мне нужна, Ева, и этот факт тебе оспорить не удастся.

Ты мне нужна...

Я не понимаю, как происходит то, что происходит дальше.

Но вот я чуть поворачиваюсь в сторону Никиты, тянусь рукой к его руке, а в следующее мгновение наши лица встречаются на середине того расстояния, что нас разделяло. Мой короткий вздох, наполненный страхом свободного падения. Его — глубокий и шумный. Ещё один миг — глаза в глаза...

И я закрываю веки, чтобы мгновенно почувствовать тепло чужих губ на своих и задохнуться от невероятных ощущений...

Глава 23. Ева

Этот поцелуй отличается от прошлого...

Никита не давит, не забирает моё дыхание силой. Скорее, он делится своим. И словно пробует мои губы на вкус, позволяя и мне делать тоже самое. И мне нравится то, что я чувствую.

Столько нежности, тепла и остроты... Непередаваемо.

Проходит всего секунда или целая вечность, но вот Никита отстраняется и чего-то ждёт.

— Открой глаза, Ев.

А, этого.

Я слушаюсь и фокусирую взгляд на расширенных зрачках напротив, которые вытеснили почти всё серебро радужки. Интересно, и мои глаза сейчас выглядят так же?

Почему-то меня это смущает, и я отвожу взгляд.

— Ты такая милая, — тихо смеётся Никита. — Иди сюда.

Он опирается спиной на ствол дерева и утягивает меня в свои объятия. Сжимает крепко-крепко, касается губами моих волос и тихо произносит:

— Кажется, я счастлив...

— Мы об этом пожалеем, — ворчливо замечаю я и разворачиваюсь спиной к его груди, укладывая ладони на его колени. — Правда... целоваться с тобой здорово, чего уж там.

— Обращайся в любое время, — усмехается он, целуя меня в щёку.

Я улыбаюсь и прислушиваюсь к своим ощущениям. Катастрофы не произошло, небеса не разверзлись и не обрушили на меня свою кару. Ну это пока, конечно. А сейчас... Сейчас сидеть в объятьях Никиты волнительно приятно.

Я на секунду закусываю нижнюю губу и выдыхаю:

— Ладно. Твоя взяла. Но...

— Какое ещё «но», Веснушка? — преувеличенно строго спрашивает Никита.

— То, что носит имя Таня, — легонько щипаю я его бедро и поднимаю лицо вверх, чтобы видеть его глаза. — Как с ней поступим?

— Хороший вопрос, — хмурится он, глядя вдаль. — Ей нельзя доверять, но и скрываться от неё я не намерен.

— Значит, она опять что-нибудь выкинет, — снова ворчу я.

— И мы будем готовы, — шепчет он мне на ухо, вызывая мурашки на коже.

Я жмурюсь от удовольствия и ловлю себя на мысли о том, что сплю. Вот сейчас на мою старую кровать запрыгнет Ромка, я проснусь и пойму, что эта невероятная неделя была всего лишь сном.

Чтобы переубедить себя, я пересаживаюсь на колени лицом к Никите, кладу ладошки на его грудь и долго рассматриваю его красивое лицо, чтобы затем тихо спросить:

— Это правда происходит?

— Я и сам не верю своему счастью, — напряжённо отвечает он, пальцами заправляя за ухо выбившуюся из шишки прядь моих волос. Ладонь он так и оставляет на моей шее. — Даже не думал, что поездка сюда обернётся чем-то настолько хорошим.

Он вдруг отталкивается от дерева и замирает в сантиметре от моего лица:

— Скажи, Ева... Скажи, что тоже рада здесь быть...

— Конечно