Он наверняка верит, что это черная магия, удар молнии ил рук гневного бога.

Стрикланд выглядит отчаявшимся и разрушенным, он уходит за один из бетонных блоков. Находясь вне поля зрения существа, он снимает блейзер и складывает как человек, никогда не имевший дела с собственным бельем, опускает на стул рядом с пакетиком леденцов.

Он стащил с себя кожу, точно змея, и Элиза едва не задыхается от страха.

Белая рубаха, представшая ее взгляду, вся в пятнах, она выглядит так, словно ее давно не гладили.

– Я должен рассказать тебе кое-какую херню, – бормочет Стрикланд.

Он поднимает электрохлыст, зажатый в искалеченной левой руке, и нацеливает его на затылок существа. Элиза чувствует, как двигаются ее пальцы, показывая «остановись!». Стрикланд наносит удар, летят искры, существо дергается, бьется головой об один из бетонных столбов.

Когда она возвращается обратно, то видно, что чешуйки на лбу промяты и покрыты кровью. Для Элизы они все равно красивы – серебряные монетки, погруженные в алые чернила. Его жабры извиваются, восстанавливаясь после шока, он испускает тонкий дельфиний скулеж.

Стрикланд трясет головой, лицо его искажено отвращением.

– Почему от тебя столько проблем? Завлек нас в этот ад и позволил выбраться. Семнадцать месяцев. Ведь ты знал, что мы были там. Ты мог ощущать наш запах. Совершенно так же, как мы ощущали твой. Хоффстетлер говорит, что ты очень стар. Может быть, для тебя семнадцать месяцев – как капля в ведре. Ну, вот что я тебе скажу. Эти семнадцать месяцев – они уничтожили меня, моя жена смотрит мне в лицо так, словно не знает меня. Я прихожу домой, и моя девочка пробегает мимо меня. Я… Пытаюсь… Я чертовски стараюсь, но…

Он пинает шкафчик на колесах, подобный тому, в котором укрылась Элиза. Оставляет вмятину в металле там, где могло бы находиться ее лицо. Хлопает по столу. Медицинские инструменты летят по лаборатории.

Элиза сжимается еще крепче, почти в шар.

Стрикланд трет лицо, бинты разматываются, и под ними она видит бурую полосу свернувшейся крови и взблеск металла. Это же обручальное кольцо, она его отыскала. Только он силой нацепил его обратно, прямо на только что пришитый палец.

Элизу и так тошнит, но в этот момент тошнота усиливается.

– Я вытащил тебя из джунглей точно так же, как я вытащил бы занозу из запястья. Теперь у тебя есть бассейны, трубки с горячей водой и все такое. А что осталось у меня? Дом, ничуть не лучше, чем джунгли? Семья, не дружелюбнее, чем те гребаные ублюдки в гребаных деревнях? Это твоя вина. Это все твоя гребаная вина!

Стрикланд тычет хлыстом точно шпагой, низводя огонь на швы, замахивается для нового удара. Элиза видит, как лопается один из швов, покрытая чешуйками плоть расходится, обнажая мускулы. Дым и вонь горелой крови заполняет лабораторию, и Элиза прячет рот в ложбинку локтя, пока ее желудок конвульсивно сокращается.

Поэтому она не видит, как второй шкафчик падает на пол, лишь слышит стук и грохот – словно целый набор барабанов вышвырнули на лестницу. Ее собственное убежище – понимает она – будет следующим, если Стрикланд продолжит двигаться в том же направлении.

Элиза выглядывает наружу и обнаруживает, что он рядом, так близко, что можно ощутить запах безумия. Он стоит спиной, брюки измяты, словно он в них спал, заляпаны давно засохшим кофе и свежей кровью.

Если бы у нее был нож, она могла бы перерезать его ахиллово сухожилие, а потом тыкать, пока не перерубит артерию в голени – ужасающий акт, о котором она никогда не могла и помыслить. Что с ней случилось, почему вдруг она задумалась о таком насилии?

Элизе кажется, что она знает ответ и готова его принять, несмотря на все.

С ней случилась любовь.

– Ты за это заплатишь! – рычит Стрикланд. – За все.

Жужжание, запах нагревшегося металла, и он оступается, хлыст ударяет по шкафчику, случайно, но от этого не менее громко. Элиза стискивает зубы, мертвеет от ужаса и смотрит, как Стрикланд поднимает свое оружие точно рыцарское копье и бросается на существо, целясь прямо в его глаза, недавно бывшие маяками золотого сияния, ныне тусклые белые плашки.

Шкафчик трясется, но она представляет все очень ярко: хлыст пронзит глаз, наполнит мозг существа бешеным электричеством и покончит с чудом его жизни, пока она ничего не делает, просто смотрит.

Нога Стрикланда скользит на чем-то маленьком, что улетает в сторону, шлепается на пол. Он спотыкается, едва не падает, но затем останавливается, пытаясь рассмотреть, что ему помешало.

Бормочет, нагибается и поднимает его.

Это вареное яйцо, которое Элиза уронила, увидев существо в цепях, маленький хрупкий предмет с потенциалом ядерной бомбы.

12

Флеминг предложил проверить Ф-1, чтобы найти шляющегося не пойми где Стрикланда. Хоффстетлер посмеялся в тот момент, возразил, что тому нечего там делать.

Но вот он входит в лабораторию следом за Флемингом и видит человекообразную форму Стрикланда, движущуюся в центре комнаты; он чувствует себя таким же наивным, каким он был в первые дни в Балтиморе, совершенный образец профессора-затворника, обманутого реальным миром, где правила меняются по ходу игры.

Девонианец – на полу.

Хоффстетлера никто не уведомлял, что существо убрали из резервуара, и поэтому он, привыкший соблюдать процедуры до мозга глупых костей, верил, что это невозможно.

Даже Флеминг достаточно сообразителен, чтобы увидеть непорядок.

– Доброе утро, Ричард, – говорит он. – Я не припоминаю, что эта процедура есть в расписании.

Стрикланд расслабляет руку, и из нее выпадает нечто длинное и оранжевое. Неужели Флеминг этого не видит? Это электрохлыст, случайное оружие хулигана, и пульс Хоффстетлера учащается. Он шагает на цыпочках, точно ребенок, и пытается убедить себя, что девонианец в порядке.

Стрикланд держит нечто в искалеченной руке, но слишком маленькое, его не видно. До этого момента Хоффстетлер был обеспокоен; сейчас он по-настоящему испуган. Он никогда не встречал человека подобного Стрикланду, столь непредсказуемого, сплошное проявление концентрированного подсознания.

– Стандартная процедура, – говорит тот. – Дисциплинарные меры.

Хоффстетлер ускоряет ход, обгоняет Флеминга, его щеки вспыхивают в горячечном сиянии, что исходит от ухмылки Стрикланда. Дисциплинарные меры… возможно; в конце концов, тот потерял два пальца… но стандартная процедура? Нет! Ничего стандартного здесь быть не может.

Девонианец выглядит ужасающе: швы на ране от гарпуна разошлись, кровь течет из подмышки, по лбу и по затылку тоже. С серых губ свисают пряди загустевшей слюны, достаточно длинные, чтобы касаться лужиц смешанной с соленой водой крови на полу.