тебя под трибунал отдам, если ты мне Воскова проморгаешь. Вот те крест, то есть вот те слово, под трибунал пойдешь!

Уездкомпрод нашел Воскова к исходу вторых суток на маленькой станции за восемьдесят верст от Каргополя. Восков сидел прямо на полу в зале ожидания, а вокруг него расположились мужики с мешками и котомками.

Завидев уездкомпрода, Восков поманил его рукой:

— Подсаживайся и скажи товарищам крестьянам, какая в Каргополе обстановка?

Послушал, как говорит его представитель в уезде, потом, когда они шли к поезду, заметил:

— А ты на людях толковее. Тебе, как дитяти, плохо в темноте оставаться. Ну, что было — то сплыло. Будем бороться.

Верный своим привычкам, он привез с собой в уездный центр целый отряд молодежи.

— Дай ребятам оружие, председатель, — сказал он в трибунале. — Пусть они пошукают белых офицеров. Комсомол хотят на местах завести — надо же им себя проявить.

И сам отправился вместе с ними в опасный рейд. Вечером его остановили в маленьком переулке.

— Вели, кто с тобой, отойти.

— Говорите, — коротко предложил он.

— Уезжай, Восков, отседова до съезда. И на съезде тебя провалим, и гражданскую войну неча в Каргополе заводить.

Он хрипло засмеялся, рукой нащупал холодную сталь нагана.

— Слушай ты, белый гад. Каргопольщины крестьяне вам не выдадут. Это наше окончательное слово! Крестьянское, рабочее и большевистское.

Каргопольским кулакам и белым офицерам, которых укрывали в купеческих и поповских семьях, удалось протащить на Пятый Чрезвычайный уездный съезд много своих ставленников. Уездная контрреволюция рассчитывала с помощью эсеров и меньшевиков сбить с толку каргопольское крестьянство, вырвать его из-под большевистского влияния. Один за другим на трибуну выпускались торгаши, богатеи, спекулянты.

— Вам наши хлебные запасы для городских барынек нужны! — вопил один. — Не обведете!

— Уж твои амбары рукой не обведешь, — посмеялся Восков. — Видали вы такого сеятеля? Хоть одно зерно ты бросил в землю? Вот то-то и оно. Верно, что мы стоим за сдачу хлебных излишков центральным органам. Да кто же в этих органах — Керенские, что ли? Для кого мы излишки собирать хотим? Для детей голытьбы, для малоземельных крестьян, для рабочего, который вам серпы и бороны кует. И мы говорим вслед за Лениным прямо и четко: кто не сдает излишков хлеба государству, тот помогает Колчаку, тот изменник и предатель рабочих и крестьян.

Одни зааплодировали, другие зашикали.

— Все обещаете, — раздался голос в зале. — А французские да аглицкие генералы объявили давеча из Архангельска: как придем, мол, на третий день все будете с лихвой получать хлеб, сахар и мануфактуру.

Восков изобразил глубокое удивление:

— Ай да факиры! Что же они своих-то рабочих ни на первый, ни на третий, ни на сотый день досыта накормить не могут?

И снова по залу прокатился гул голосов.

Терпеливо разъяснял. Закончил уверенно, приподнято:

— Советская власть пускает добрые корни в Каргопольщине. Предлагаю зачитать большевистскую резолюцию.

Слушали молча, взвешивали каждое слово.

Председатель не успел сориентироваться — лес рук взметнулся вверх. Эсеры закричали, что у них есть поправки. Но поправки мало что изменили. Съезд высказался за верность Советам, за отпор интервенции.

— Большевики рады вашему доверию, — попрощался Восков с каргопольцами. — Спасибо. Приезжайте к нам в Питер, в Смольный, в Петрокоммуну, в наши рабочие клубы, в наш рабоче-крестьянский Зимний дворец. Посмотрите, как действуют питерские пролетарии.

— В Зимний и в лаптях пущают? — съязвили только что потерпевшие поражение.

— В лаптях, — подтвердил он серьезно и вдруг загорелся: — А что? Мы лапотную конференцию в царских чертогах проведем. Прекрасная мысль!

В Петрограде его ждали Луначарский, Бадаев, Зоф, заставили рассказывать.

— Мы уже читали резолюцию. Чем ты убедил съезд?

— Это была крепкая драчка! — ответил он. — Я все говорил, как оно есть, и немножко, как оно будет. — Взмолился: — Товарищи, я в детский приют на часок заеду. Потом продолжим…

— Папа, — спросил его Витя. — А ты будешь с нами жить?

— Кончим войну с белыми, сынку, и сразу заживем своей семьей.

Даня задал вопрос посерьезнее:

— Ты что делаешь на работе? Стреляешь?

— Да вот что-то давно не стрелял… Гостей принимать буду.

Восков энергично развернул подготовку к съезду комитетов бедноты Северной области. И снова зашевелились враги.

— Вот увидите… Это будет провал… В деревнях голод, недоверие… И в этот момент — съезд?

— В хорошие времена заседать просто, — бушевал Семен. — А вот когда стране тяжело, мы должны услышать, чего хотят и чего ждут от нас бедняки самых голодных губерний.

Тогда тайные пособники кулачества попытались свести значение съезда на нет другим путем. Воскову уже были знакомы их уловки.

— Провести съезд где-то на задворках? Не выйдет. Мы отдадим комбедам лучшие площади и лучшие залы Петрограда.

— Вы еще их в Зимний впустите, — бесились противники съезда. — Они паркет на дрова разберут, а полотна на портки пустят.

Он вспомнил свое давнее обещание и снова загорелся.

— Ну, непременно! Непременно впустим эту массу в Зимний. Они заслужили право заседать в царских чертогах.

Луначарский, улыбаясь, сказал Воскову:

— Не переборщил, Семен Петрович? Музейные работники уже беспокоятся… Коллекции есть коллекции.

— А вы бы решились на этот шаг, Анатолий Васильевич?

Озорно блеснув глазами, Луначарский ответил:

— Лично я бы решился.

— Вот и я решился, — сказал Семен. — Всю жизнь я проработал с бедняками. Знаю, они оценят наше доверие. В сохранности музейных сокровищ уверен.

Двадцать тысяч своих посланцев прислали комбеды в Красный Питер. В приглашениях, врученных им, многозначительные слова: «Зимний дворец, вход с площади тов. Урицкого, 1-й подъезд (бывший ее величества)». И они, люди в заплатанных зипунах и в рваных шинелях, регистрируются в дворцовых залах, получают места в гостинице, получают талоны «на обед, ужин, чай и три четверти фунта хлеба в день». И в удивлении ходят, ходят вдоль полотен прославленных мастеров кисти, вдоль витрин с драгоценностями самого большого грабительского дома России — дома Романовых.

— Где же вы думаете открыть съезд, товарищи? — спросил приехавший из Москвы Свердлов. — Насколько я помню, в Петрограде зала на двадцать тысяч мест нет. Что думает по этому вопросу председатель оргбюро?

— Бюро знает такой зал, Яков Михайлович, — ответил Восков. — Все двадцать тысяч отлично разместятся на площади перед Зимним дворцом.

Оркестры играют марши. В половине четвертого пополудни третьего ноября восемнадцатого года на площадь у Зимнего вступают делегаты красноармейских полков и флотских частей, чтобы приветствовать комитеты бедноты восьми северных губерний. У подножия Александровской колонны, на помосте, задрапированном красной материей, перед бурлящей, могучей крестьянской толпой стоят главы крестьянских делегаций, организаторы съезда, прибывшие из Москвы гости, председатель ВЦИК Свердлов, народные комиссары. Председательствует Семен Восков. Он