Следом за Сакурой в тайник проник один из полицейских, тот, что постройнее. Именно он помог снять с пленника остатки скотча и приподнял пострадавшего так, что всем стало видно его лицо.

– Батюшки! – ахнула Любовь Яковлевна. – Да это же наш Альфонсо! Что с ним?

Как никогда раньше, Любовь Яковлевна сожалела сейчас о схомяченных ею за годы жизни пирожных и булочках. Зачем было столько лопать? Вот и наела себе бока, в двери не пролазит! А как бы ей хотелось лично увидеть, что случилось с Альфонсо.

– Он ранен? – допытывалась она у полицейского и Сакуры, которые пытались подтащить Альфонсо ближе к двери.

– Крови не видно. Сдается мне, просто ослабел от голода и жажды. А еще больше того замерз.

Не дожидаясь, когда дверь полностью откроется, Альфонсо пропихнули через образовавшуюся щель и тут же потащили наружу.

– Бедный Альфонсо! Бедный! – приговаривала Марина, совершенно забывшая и про холод, и про Женю, который плелся рядом и тоже с сочувствием поглядывал на Альфонсо.

Мальчик даже взял Альфонсо за руку и начал изо всех сил тереть и поглаживать ее, словно надеясь отогреть, заставить кровь бежать быстрее. То ли это и впрямь помогло, то ли Альфонсо сам очнулся, но только он открыл глаза, обвел их затуманенным взглядом, и блаженная улыбка появилась на его лице.

– Жив! – выдохнул он. – Спасен!

Он прикрыл глаза, но тут же снова распахнул их и удивился:

– Женька, это ты? Тебя же похитили!

– Я уже нашелся, дядя Альфонсо. Со мной все в порядке.

– Мне же это не кажется? – с тревогой спросил мужчина. – Нет? Это и в самом деле вы?

После того как его заверили, что это и в самом деле они, ему не кажется, Альфонсо почувствовал себя совсем молодцом.

– Пустите меня, – потребовал он. – Что я, баба какая? Я способен передвигаться сам.

Его поставили на ноги, и при поддержке полицейских он потихоньку двинулся к выходу своим ходом.

– Где я? – спросил он у них.

– А как вы сами думаете?

– Не имею ни малейшего понятия.

– В подземелье дома господина Щербакова.

Какое-то время Альфонсо осмысливал услышанное, а потом поинтересовался:

– А как я тут очутился?

– Не помните?

– Нет.

Тем не менее, несмотря на провал в памяти, двигался Альфонсо все более уверенно. Было ясно, что по мере того, как он согревался при ходьбе, жизнь возвращалась в его молодое и сильное тело. Длительное пребывание на холоде не оказало на него катастрофического воздействия. Все-таки в его камере температура сохранялась где-то на уровне шестнадцати – восемнадцати градусов тепла. Прохладно, но не настолько, чтобы взрослый мужчина замерз бы насмерть.

– С ним все будет в порядке, – произнесла Любовь Яковлевна.

– Да, – согласилась Марина. – Но что с ним вообще случилось? Как он тут очутился?

Это была загадка, на которую не мог ответить даже сам Альфонсо.

– Я ничего не помню, – твердил он. – Помню, что мы поехали на переговоры с похитителями Женьки. Раздался выстрел. Все куда-то побежали, поднялась суматоха. Потом кто-то ударил меня по затылку и… и все! А очнулся я уже в том месте, где вы меня нашли. Не представляю, как я там очутился. И сколько я там пробыл, тоже не знаю. Неделю? Две?

– Чуть меньше суток.

Узнав, что его заточение длилось так мало, Альфонсо был поражен. Потом принялся рассказывать. Какие-то крохи, которые сохранились в его памяти, выплывали наружу.

– Сначала было еще ничего. Башка только болела после удара. Но я еще толком не пришел в себя, не мог сильно переживать по поводу того, где я и что со мной. Потом я понял, что руки и ноги у меня связаны, а рот заклеен. Я пытался звать на помощь, но кричать не мог, только мычал.

Видимо, эти звуки и расслышало чуткое ухо Жени. Но что мог поделать мальчик? Он и сам был пленником подземного лабиринта. Хотя Жене было легче, он воспринимал свой плен как часть игры и не сомневался, что его скоро спасут. Альфонсо пришлось куда хуже. Он не понимал, где находится. Ему было темно. Он был связан. Да еще вдобавок ко всем его несчастьям в камере внезапно стало холодать.

– Холодом потянуло сначала по полу, потом стало еще хуже.

Никакой подстилки у несчастного Альфонсо не было, лежал он на голом бетонном полу, и страдания его были так велики, что он потерял сознание. Наверное, так для него было даже лучше, потому что без сознания он пролежал вплоть до того момента, когда его нашли, спасли, вынесли, отогрели и вообще окружили всяческой заботой.

Альфонсо торжественно проводили под руки в кухню – самое теплое место во всем доме. Усадили за стол, налили горячего сладкого чаю и дали пиццу. Тут очень кстати пригодилась пицца с ананасами и анчоусами, заказанная, а потом забракованная Полиной. Все остальные пиццы дети уже слопали за милую душу, а эта пришлась им не по вкусу. Никто даже не прикоснулся к ней. Зато Альфонсо привередничать не стал. Лопал что анчоусы, что ананасы так, что за ушами трещало.

– Ничего вкуснее в жизни своей не ел! Из чего это приготовлено? И сладкое, и соленое, одним словом, все, как я люблю.

Он выпил подряд целых три кружки сладкого чая, съел всю пиццу целиком, потом закинулся какими-то печеньками и сушками, но все еще чувствовал себя голодным. К тому времени, когда Альфонсо без видимого вреда для себя уничтожил все запасы провизии в доме, вернулись следователь со Светланой.

– Поздравьте меня все! – воскликнула Светлана, едва она переступила порог. – Я полностью оправдана! Все обвинения в убийствах с меня сняты! Можете меня обнять!

Дети кинулись к ней с радостными воплями. Видимо, они решили, что раз Светлана вернулась, то и у них продолжится праздник жизни. Но их ждало некоторое разочарование. Светлана сразу же объяснила, что развлечений пока не будет. Ей и остальным взрослым нужно прийти в себя и подумать, что же вокруг них происходит.

– Встретились мы с этим Васютиным. Я на него смотрю. Он на меня. Я даже сначала не поняла, кто этот парнишка. Думала, какой-то оперативник молоденький. Посидели мы с ним друг напротив дружки, помолчали, потом следователь и говорит: «Вижу, что не узнаете вы свою подружку, гражданин Васютин». Тогда только до меня дошло, что это передо мной сам Васютин и находится.

– Получается, этот Васютин все наврал? Оговорил тебя?

– Нет, парнишка выглядел искренним. Но меня он не узнал. Это факт. К нему приходила другая дамочка, которая и назвалась ему моим именем. Она же стянула яд у него из лаборатории. У парнишки потом, кстати говоря, были неприятности. Но он мужественно держался, не выдал свою зазнобу. Очень уж сильные чувства она ему внушила. Да и не было у него веских доказательств, что это именно она украла яд.

– Но он хотя бы ее описал?