– Уля, ну что ты такое говоришь? Я же едва знаюанглийский. Ну надо же, чем только люди сейчас не занимаются, с ума сойти!

– Понимаешь, я в поезде познакомилась с одной женщиной,она как раз издает такие псевдороманы. Я о тебе вспомнила, и она сказала, чтоможно попробовать… Но перевод… Жалко!

– А мне не жалко, это черт знает что. Может, если б ядолжна была детей кормить, тогда бы я и за такое взялась, а так чего ради?

– Тогда будем ждать Анюту, она скоро вернется.

Потом Уля достала мешочек конского зуба, мы поджарилисемечки с солью и уже ничего не могли делать. Тупо сидели на кухне и лузгалисемечки.

– Нет, какая пакость! – время от временивосклицала Уля, но остановиться была не в силах. – Ой, Сашка, в братскойУкраине твой Глеб тоже гремит – сейчас, сейчас, куда же я этот журнал девала…Ага, вот он. Глянь, до чего хорош, мерзавец!

Она протягивала мне глянцевый журнал, на обложке которогобыл Глеб.

– Между прочим, там и твоя мордаха есть, –заметила Уля.

– Где?

– Открой на четвертой странице!

В самом деле, там было напечатано несколько снимков, наодном я узнала себя в момент, когда выходила из дома. Фотография показалась мнена редкость удачной. Я была в черном плаще. На втором снимке я узнала ту самуювешалку. На третьем был Глеб и не слишком молодая дама в каком-то навороченномвечернем туалете. Под моей фотографией было написано: «Первая и покаединственная жена Глеба Ордынцева Александра». «Пока единственная»! Про вешалкубыло сказано: «Ослепительная партнерша Мира Монтерро, она снялась в несколькихэпизодах фильма „Улыбка солнца“, но даже красота и сумасшедшее обаяние партнеране смогли сбить ее с пристрастия к однополой любви». Ничего себе. Значит,красивая вешалка – лесбиянка! Меня этот факт только порадовал. Под третьимснимком надпись гласила: «Благосклонная улыбка продюсера – залог успеха!»

– Налюбовалась?

– Уля, ты даже не представляешь себе, какой камень уменя с души свалился благодаря тебе!

– Опаньки! А в чем дело-то?

Я рассказала о двух конвертах.

– Ну надо же, что за блядство такое! И кому этопонадобилось?

Я молча развела руками. У меня было подозрение, что это делорук Лары-Лауры, но я промолчала. Я теперь вообще старалась не проронить лишнеесловечко о Глебе, даже с Улей. Но все-таки мне стало легче. И, придя домой, япервым делом выбросила в помойку те фотографии, что покоились в «Истории КПСС».

Через несколько дней выяснилось, что никакой редактуры дляменя пока нет, но со временем, возможно… Я совершенно не знала, куда себядевать. В однокомнатной квартире даже уборкой невозможно все время занять. Глебпочти не бывает дома, разумеется, к его приходу я всегда готовлю ужин,стараясь, чтобы это было что-то легкое, не слишком калорийное… Я выполняю всесвои обязанности, но…

И Глеб на первый взгляд такой же, как всегда, но ячувствовала, что между нами почему-то словно выросла стена. Или я все этопридумала?

В один отнюдь не прекрасный день мне все стало ясно.

Я ездила к свекрови помочь ей собраться: она уезжала в КарловыВары – лечить печень. Поездку ей оплатил Глеб, и она была на седьмом небе. Дажена меня не обижалась.

Мы еще посидели, потом простились, и я поехала домой. Открывдверь ключом, я сразу услыхала голоса на кухне. Глеб и кто-то еще. А, Генка!Похоже, они там решили выпить, я уже хотела крикнуть им, что я пришла, но тутдо меня донесся голос Генки:

– А как же Санька?

– Ах, боже мой, если бы я знал! Пойми, я чувствую себякак стреноженный конь…

– Ты хочешь сказать, как стреноженный жеребец, –довольно ядовито произнес Генка.

– Дурацкая шутка! Нет, правда, я совершенно растерян.Думаешь, я не знаю, чем я обязан Сашке? Прекрасно все понимаю и даже большетебе скажу: я ее по-своему еще люблю, она как часть меня самого, вот это меня имучает.

Он замолчал. Я стояла замерев. Вот оно – то, чего я боялась.Он любит меня, но «по-своему»! То есть попросту терпит без отвращения, так, чтоли?

– И все-таки, Глеб… Баб у тебя было и будет тьма, аСашка… Сашка – она ведь уникальная Такие на дороге не валяются.

– Да знаю я все, знаю! – раздраженно произнесГлеб. – Но если бы ты ее видел…

– Кого? Сашку?

– Да не Сашку, а Яну! Ты пойми, она же не простокрасивая, она умница, и вообще, в ней столько перца… Она такая отчаянная, уменя дух от нее захватывает, я как будто в другое измерение с ней попадаю. АСашка… Она хорошая, добрая, самоотверженная, все так… Но я знаю ее вдоль ипоперек. Она, прости меня господи, кажется мне такой пресной…

– Это Сашка-то пресная? Тебе не стыдно, Глебка? Яникогда столько не ржал, как в то лето, когда мы в Коктебеле вместе отдыхали.Помнишь, мы там на свадьбу попали, а невеста была с огромной жопой…

– Ну и что?

– Сашка тогда схохмила: «Снился мне зад в подвенечномуборе». Она такая веселая была, заводная… Да и вообще, зажрался ты, браток.Счастья своего не ценишь, – тяжело вздохнул Генка.

– Стоп, стоп, ты что, влюблен в Сашку?

– Ничего я не влюблен, – как-то угрюмо произнесГенка. – Но ты все равно дурак!

– Ну допустим, что я тебе поверил, хотя не очень… У васс ней что-то было?

– Ты сдурел? Похожа Сашка на баб, которые исподтишкаблядуют с друзьями мужа?

– Непохожа, это правда, а там кто ее знает, может, онавтихаря…

– Глеб!

– А что? Скрывала же она от меня несколько лет, чтоработает прислугой.

– Что?

– А то… Она мне призналась, что никакой она небухгалтер в фирме, а домработница у каких-то богатых идиотов. Она же от меняэто скрывала!

– Но ведь это она скрывала, чтобы ты, мудак, некомплексовал!

– А любовников она скроет, чтобы я не чувствовал себярогоносцем.

– Тебе легче считать ее виноватой, да?

– Может быть…

– Ах, идиот, дурак ты набитый. Такую бабу на какие-топряности променять…

– Пряности? – пьяно засмеялся Глеб. – Но еслиб ты видел Яну, если бы ты знал… Я, Генка, мужик неслабый, пол-Москвы могутрахнуть, а она… Она из меня все соки выжимает, и как…

Больше я слушать не могла, хватит с меня. Я на цыпочкахвышла на лестницу, отчетливо понимая, что моя жизнь с Глебом кончилась.Бесповоротно.

Но что мне делать, куда идти? Если бы я могла уехать кбабушке, но и это невозможно. Я вышла во двор.

Уже наступил вечер, но летняя темнота была еще прозрачной,нестрашной. Надо все хорошенько обдумать. Я добрела до сквера и села налавочку. Кругом было безлюдно. Я закрыла глаза. Когда жизнь по-настоящему беретменя за горло, я начинаю сразу думать, как выбраться, а уж потом предаюсьунынию и рефлексии. Ясно одно – жить с Глебом я не буду.