– Ну как она тебе? – спросила Уля.

– Да никак. Наверное, шарлатанка. Мне Лика сказала,чтоб я не очень-то на нее полагалась… Скорее всего, не поможет, а деньгисдерет, но мне не жалко…

– Сашка, так нельзя! Такое лечение помогает, толькоесли веришь, впрочем, вера в хороший исход нужна даже при самом традиционномлечении, сама, что ли, не знаешь… Не падай духом, рано еще!

– Посмотрим, но я не верю.

– Ох, и трудно с тобой!

– А по-моему, со мной как раз очень легко, я никогда ниот кого ничего не хочу. Только чтобы меня оставили в покое…

– Саша! – огорченно воскликнула Уля.

– Прости, я не о тебе… Ты же знаешь, как я к тебеотношусь…

– Но что с тобой творится?

– Я не знаю, но мне плохо… Мне ужасно… Я чувствую себялишней… ненужной… И ты права, я свою жизнь проорала… Я никто. Жена секс-символановой России! Почетное звание, ничего не скажешь! Не удивлюсь, если скорокакая-нибудь газетенка напишет, что я ему не пара, что я чувырла…

– А ну заткнись! – гаркнула вдруг Уля. – Этоеще что за разговоры? Тьфу, гадость какая! Совсем с глузду съехала. Рано ещеотчаиваться, может, баба Лена даст тебе надежду.

– Не даст. И потом, я даже не уверена уже, что хочуребенка…

– Здрасте приехали!

– Да, я не знаю. Может, все и к лучшему. Ладно,поворачиваем обратно, скоро уже надо идти к твоей бабе Лене. Интересно, сколькоона сдерет за то, что я писала в баночку…

Баба Лена сидела на лавочке у крыльца, сложив на животебольшие сильные руки.

– Нагулялись? Вот и хорошо. Садись, Александра, а ты,Ульяна Михайловна, отойди пока в сторонку, уж не обессудь…

Уля сделала мне большие глаза и пошла к своей машине.

– Что я тебе скажу, Александра, нечем мне тебяпорадовать. Нечем! Правы доктора, не будет у тебя детенка. Я бы могла, конечно,надавать тебе травок, обнадежить… Но только я так не делаю. И денег с тебя невозьму. Езжай с Богом и радуйся, здоровье у тебя хорошее, проживешь долго, нона сердце тяжесть большая. Ты ее скинь, уж постарайся. Ты сильная, Саша, толькосердечная тяжесть и не такие силы подрывала.

– А что меня ждет, плохое или хорошее?

– Я ж не гадалка, – засмеялась баба Лена, –гадание – грех великий. Но я тебе так скажу: плохому в этой жизни часто нетмеры, а хорошее – на вес золота, а потому каждую крупочку хорошего надопомнить, а плохое из памяти гнать. Такое вот мое разумение, если тебеинтересно.

…На обратном пути мы долго молчали. Наконец Ульяша невыдержала:

– Выходит, зря мы в такую даль таскались.

– Нет, почему? По крайней мере, я знаю точно, что детейу меня не будет. Значит, этот вопрос закрыт.

– Согласна. Но вот другой вопрос есть: что ты думаешьдальше делать?

– Жить.

– Саша, тебе нужно найти работу, иначе ты простосойдешь с ума. Мы уже говорили, ты должна чему-то научиться, что-то делать. Иесли хочешь знать, у меня даже есть кое-что на примете…

– Что? – насторожилась я.

– Одна моя приятельница работает в крупномиздательстве. Я хочу поговорить с ней, может, они будут давать тебе рукописи наредактуру.

– Но я же никогда ничего не редактировала!

– Начнешь! У тебя есть главное: ты с ранних лет хорошочувствуешь литературу, язык. Помню, ты свою няньку Тоню лет с трех«редактировала». Она деревенская была и все ударения не правильно ставила, а тывечно ее поправляла. Еще твоя мама смеялась: не иначе редактором будет!

– А что, попробовать можно! – воодушевилась вдругя.

– Почему бы и нет? Они там вечно внештатных редакторовпривлекают. Дадут тебе на пробу рукопись, если их твоя работа устроит, будешьпри деле. Платят там, конечно, гроши, но со временем, может, в штат тебявозьмут или сама заразишься и писать начнешь… Сейчас ведь жук и жаба пишут!

– А я кто? – улыбнулась я, – Жук или жаба?

– Ты моя любимая маленькая девочка, которую я по мересил не дам в обиду.

– Уля, я тебя люблю!

– Молчи, а то я начну реветь, тушь потечет – и мыврежемся в столб.

– Уля, а когда ты позвонишь своей подруге?

– Сегодня вечером и позвоню, только ведь сейчас лето,она может быть в отпуске.

– Ничего, она вернется из отпуска, будем надеяться.Уля, я хочу попробовать себя, это ведь мечта – сидеть дома и делать что-тоинтересное! И Глеб будет под присмотром, я стану опять зарабатывать, нельзя жетолько на бабушку рассчитывать.

– То есть как – на бабушку? А что, Глеб тебе денег недает?

– Да что ты, конечно, дает, и даже совсем немало, новсе равно…

– Договорились.

Домой я вернулась поздно, по дороге у нас еще колесоспустило, и мы довольно долго ждали помощи. Глеба дома не было. Вот и хорошо.Сейчас пойду, налью ванну и спокойно полежу в теплой воде. Странно, приговорбабы Лены не стал для меня непереносимо болезненным ударом. Наверное, я этопредчувствовала. Что ж делать, значит, не судьба.

Живут же люди без детей… И я жила в последние годы, уже нина что не рассчитывая. И права, бесконечно права Ульяша, мне необходимо иметь вжизни что-то еще, нельзя жить только Глебом. Короче говоря, отныне мой девиз:не Глебом единым…

Глеб вернулся около часа ночи, и я даже испугалась при видеего. Глаза были красные, воспаленные.

– Что случилось?

– Да ерунда, пришлось несколько раз нырять в реку, иглаза что-то заболели, еле доехал…

– Надо срочно показаться врачу!

– Ну не ночью же! Да и вообще, все пройдет.

– Нет, давай хотя бы чайные примочки сделаем!

– Терпеть не могу!

– Глебка, ты как маленький! Ляг, расслабься, а я всесделаю.

Сначала он злился, стонал, словно я невесть какие муки емудоставляю, но потом вдруг сказал тихо:

– А ведь и вправду немножко легче. Спасибо, Санька. Какты думаешь, к утру пройдет?

– Я не знаю, будем надеяться… Но если не пройдет, надок врачу, с глазами шутки плохи, особенно когда много снимаешься…

– Да, действительно. Только завтра все равно неполучится, у меня просто минутки не будет. А у нас пожрать что-нибудь есть? Явдруг здорово проголодался.

Он, наверное, забыл, что я ездила к бабке, даже не спросилни о чем, отметила я, когда он уже крепко спал. Ну и ладно. Он так устал, глазаболят, столько дел… Я, в конце концов, видела от него много «крупочек» добра ине стану зла таить. Приняв благое решение, я заснула.