– Это уже интересно, – протянул де Брег. – Признаться, я подумал, вам это привиделось, но вы упомянули арбалет… Куда именно попал стрелок?

– В загривок.

– Дело в том, Жак де Тресс, что я видел мертвое тело. Его преподобие был так добр, что показал ваш трофей, но что любопытно – он ничего не сказал про арбалетный болт, который, вы уж простите, должен был вызвать определенный интерес.

– Интерес?

– На нем должны были быть особые знаки северных народов, называемые рунами.

– Язычников?!!

– Что в этом плохого? – искренне удивился де Брег. – Северные народы, уж поверьте на слово, знают толк в делах борьбы с нечистью. Хм… Не в этом ли кроется причина плохого настроения отца Раймонда?

– Почему вы так думаете?

– Его преподобие слишком долго борется с нечистью и заговорами. Он подозрителен во всем, а особенно в делах, которые выше его понимания. Не хотел вам это говорить, но если уж наш разговор принял такую направленность, то будьте осторожны в беседах.

– Отчего я должен опасаться отца Раймонда?

– Мало ли… – пожал плечами Орландо. – Может начать задавать вам вопросы по поводу ночного происшествия и обязательно затронет тему схватки.

– Я должен промолчать о старике?

– Боже вас упаси! Разве можно лгать его преподобию? Обязательно расскажите! Я бы на вашем месте, Жак, чистосердечно признал, что это старик убил зверя, а не вы. Единственное, о чем следует умолчать, так о истинной цели этого… – он скривился, – охотника.

– Вы будете его искать?

– Он сам меня найдет. Пожалуй, это и к лучшему. Давно пора избавиться от этой напасти.

– Позволите еще один вопрос?

– Разумеется.

– Ведьма, которую сожгли в Баксвэре…

– Жак, я вам уже говорил, она никогда не была ведьмой, но получила по делам своим.

– Перед смертью она так смотрела на вас!

– Еще бы ей не смотреть! Это я привез ее в Баксвэр и передал Святому Трибуналу.

– Лжесвидетельствовали?! Вы говорили мне, что ложь убивает!

– В моих словах не было лжи, – покачал головой де Брег. – Просто не сказал всей правды. Святым отцам, которые заседают в Святом Трибунале, не нужны доказательства. Их нужно лишь слегка подтолкнуть к источнику, а дальше они сами отыщут все необходимое и вынесут достойный приговор.

– Пьер рассказал, что вы прибыли в город не один.

– Да, притащил на аркане одну тварь. Полагаю, что не пройдет и недели, как этот знахарь превратится в яркий костер, на потеху всем жителям Баксвэра.

– Еще один костер…

– Эти костры пылают по всему королевству, друг мой! Лежите и набирайтесь сил.

Монахи ошиблись. Не прошло и седмицы, как я поднялся на ноги. Пусть меня и шатало от вязкой предательской слабости, но мне хватило сил, чтобы выйти на улицу и направиться к заведению Гая Григориуса. Позади, надувшись от собственной важности, вышагивал слуга. Он ловил взгляды прохожих и раздувался еще больше. Казалось, еще немного, и Пьер лопнет от гордыни, несмотря на увещевания и приказы. Не будь я таким слабым, отходил бы его плетью, но, подумав, решил обойтись коротким монологом, внушающим болвану одуматься и не выпячивать грудь перед горожанами, а тем паче перед горожанками Баксвэра.

Казнь, о которой упоминал Орландо де Брег, была исполнена три дня назад. Серые братья из Святого Трибунала сожгли оборотня, а заодно и колдуна, про которого рассказывал Пьер. Он же мне поведал, что людей на площади было так много, что они заполнили прилегающие улицы и переулки. Прав был древний пиит, чьи слова любил повторять шевалье де Брег: panem et circenses![14]

Накануне я получил письмо от графини де Фуа, которая восторгалась моей храбростью и предоставляла вакацию на время ее отъезда. Как следовало из записки, госпожа Ирэн отбыла в один из своих замков и вернется через полтора месяца. К этому письму, надушенному ароматными маслами, прилагался кожаный кошелек, украшенный графским гербом. Десять золотых монет, которые после некоторых размышлений я отправил в тайник.

На пути в «Королевскую охоту» я встретил одного из служителей, который передал мне послание от председателя Святого Трибунала. Отец Раймонд, с присущей ему любезностью, приглашал меня на встречу, «как только позволит мое здоровье». Я не стал откладывать и сообщил служителю, что в три часа пополудни прибуду в Святой Трибунал.

Времени было предостаточно, тем более что разноголосье колоколов недавно возвестило о наступлении полудня. Добравшись до постоялого двора, увидел де Брега, который только что пришел и теперь проклинал наступившую оттепель. Пожалуй, он был прав. Городская грязь, липнувшая к подошвам сапог, утомляла не хуже болезни.

– Рад вас видеть, – сказал де Брег. – Неужели вы так торопитесь вернуться на графскую службу? Можете не спешить – графиня уехала из Баксвэра.

– Да, я знаю. Она прислала мне письмо, – кивнул я и полез за пазуху. – Вот, извольте.

– Вы начинаете пожинать плоды своих подвигов, – сказал Орландо и развернул письмо. Если бы не выражение его лица, я бы принял это замечание за издевку, но он читал с такой трепетной осторожностью, с какой прикасался к древним рукописям. Так прикасаются к святыням, но что ему до чужих писем?

– Графиня очень щедра… – пробормотал я, пытаясь ухватить ускользающую мысль.

– Не скромничайте! – не отрываясь от чтения, сказал он. – Скромность не украшает героя! Начни вы уничижать свои деяния, и окружающие сделают то же самое. Решат, что подвиг и правда не так уж велик, каким его представляли. Все это приводит к забвению. Скромность хороша, когда вы спокойны за будущее! Свое будущее, Жак де Тресс, вы еще не создали, поэтому берите от жизни все! Все, что сможете! Это звучит грубо, друг мой, но это правда жизни.

– Кроме этого письма я получил послание от его преподобия…

– Вот видите! – улыбнулся шевалье. – Сейчас, для полноты картины, не хватает письма от аббата Хьюго, который прольет слезу над блудным сыном и распахнет перед вами двери библиотеки! Во сколько у вас аудиенция в Святом Трибунале? В три часа? Прекрасно! Мы успеем отобедать и выпить бутылку вина за ваше выздоровление! Я расскажу городские сплетни, а вы мне поведаете о своих душевных терзаниях.

Время за беседой прошло быстро. Гай Григориус был искренне рад моему возвращению и выразил свои чувства изысканными блюдами, приготовленными для моего «ослабевшего тела». Ослабевшее тело выразило мнение одобрительным бурчанием и хорошим аппетитом. Так или иначе, но в здание Святого Трибунала я заявился в самом прекрасном расположении духа, которое […].

…[оберн]улся и замер… По галерее вели Гуарина Гранда – оруженосца графа де Буасси. Одежда была изорвана, а на руках висели цепи. Он шел, но, видит Бог, каждый шаг давался с большим трудом. Палачи Святого Трибунала знали свое дело и выполняли его на совесть. Судя по всему, Гуарин был так измучен, что меня даже не узнал. Безумный, наполненный болью взгляд, скользнувший по моей фигуре, подтвердил эти догадки. От прежнего воина, каким видел его в замке Буасси, не осталось и следа. Да помилует Господь его бессмертную душу!