– И что же сделал твой прадед? – спросил я, увлеченный этим рассказом.

– Он предложил решить спор честным поединком, но соседи так долго выбирали бойца, что прадедушка принялся за дело, не дожидаясь поединщика. Не знаю, что было дальше, но гнал Эскуин богомольцев до ихней деревни, где, пребывая в полном расстройстве, разнес трактир, а затем и горшечную лавку, чей хозяин выскочил на улицу, посмотреть, кто там шумит и сквернословит. Добрейшей души был прадедушка! Мухи без нужды не обидит! Был и другой случай, сударь. Мой отец…

– Позже расскажешь! – отмахнулся я и ушел в дом, слыша, как этот здоровяк продолжает вздыхать о своей нелегкой судьбе и Божьем провидении.

Наутро, убедившись, что раненый еще спит, а Пьер уселся на пороге и мастерит какую-то палку, я сходил в монастырь, где нашел брата-инфирмария. Привратник, шельма, не хотел пропускать меня в лечебницу и даже грозился пожаловаться аббату. Пришлось прибегнуть к некоторой уловке, пусть и не подходящей святой обители, но действующей безотказно. Если быть окончательно правдивым – подкупу. Получив несколько монет, привратник сменил гнев на милость и проводил меня до самых дверей. Брат-инфирмарий, узнав, что шевалье де Брегу нужна помощь, не стал мешкать, а сразу собрал котомку и отправился вслед за мной, выспрашивая о глубине ран, их цвете и состоянии Орландо, что лишний раз подтвердило его большой опыт врачевания.

Не прошло и нескольких часов, как шевалье был осмотрен. Монах тщательно описал все необходимое для скорейшего выздоровления и оставил небольшой кувшинчик с лечебным бальзамом, приготовленным из лекарственных трав.

Вспомнив, что выздоровление шевалье пребывает и в руках Божьих, монах принялся врачевать душу страждущего. Он поджал губы и высказал возмущение, вызванное греховной жизнью Орландо де Брега, которая приводит шевалье к разного рода увечьям. Судя по их общению, они так давно знакомы, что сей разговор можно считать одной из традиций долгой и крепкой дружбы. Уже стоя в дверях, сей монах весьма неодобрительно бурчал о грешнике, испытывающем терпение Господне.

– Вы изрядно его расстроили, де Брег, – сказал я, вернувшись в комнату.

– Не обращайте внимания! Инфирмарий бурчит не от вредности, а по привычке, ставшей его второй натурой. – Шевалье вдруг сделал паузу и хмыкнул. – Жак!

– Что?

– Судя по вашему растерянному взгляду, – он усмехнулся, – вы опять впутались в какую-нибудь неприятность или же собираетесь это сделать в самое ближайшее время.

– Как вам сказать…

– Если еще не впутались, то предупреждаю сразу: мои дела вас не касаются.

– Ваши дела, Орландо, здесь ни при чем, – вздохнул я.

– Не скажу, что это меня ободряет или успокаивает. Ваши приключения, Жак де Тресс, тоже скучными не назовешь. Расскажете?

Когда я закончил пересказывать историю торговца, де Брег некоторое время молчал, обдумывая услышанное, а потом приподнялся и попытался сесть.

– Меня не удивили эти находки, Жак. Признаться, я предполагал существование чего-то подобного, но не думал, что это будет создано вне стен монастыря.

– Здание заброшено уже много лет, а нечисть как раз и обживает подобные места.

– Надо бы узнать, как долго оно простояло пустым.

– Зачем?

– Позволит узнать, кто именно имеет отношение к этой истории. Такие вещи, – де Брег покачал головой, – не могли совершаться без ведома настоятеля, а это тревожит еще сильнее.

– Почему?

– Потому что ни один слуга Божий не покинет такое место, не проведя соответствующего обряда, очищающего землю от скверны. Учитывая все сказанное, это случалось не один раз.

– Да, похоже, что так.

– Жак, вы, как и обещали купцу, должны наведаться в подземелье, но будьте осторожны. Мне бы не хотелось отправляться на поиски вашего тела.

– Вы полагаете, все так серьезно?

– Есть множество явлений, друг мой, понять которые мы не в силах.

– Сударь, вы готовы это увидеть? – спросил Огюст Морель и поднял свечу повыше.

– Разумеется, – кивнул я, хотя, видит Бог, это было нелегко сделать.

– Вы… Вы уверены?

– Иначе зачем бы я здесь оказался?

– Помилуй нас, Господи… – пробурчал зять Огюста Мореля и осенил себя крестным знамением.

Позволю себе заметить, что этот мужчина, по имени Клод, вызывал странные эмоции. Он был невысок ростом, худощав, черноволос и напоминал голодную ворону. Может быть, из-за привычки наклонять голову, когда слушал другого человека, а может, из-за внушительной величины носа. Кстати, он был очень предупредителен с тестем и бережно поддерживал его под руку, когда мы подошли к узкой каменной лестнице, ведущей в подземелье. Некогда замурованный проход был так узок, что здесь едва могли разминуться два человека.

Полагаю, что вы не раз бывали в подобных местах, и нет особой нужды описывать это помещение во всех подробностях – ошибка, которой часто грешат летописцы, уделяющие множество внимания мелочам, но упускающим нечто очень важное в деяниях прошлых лет. Замечу лишь, что своды потолка были в прекрасном состоянии, и это свидетельствовало о таланте и мастерстве строителей. Центральная зала, куда мы попали, спустившись по лестнице, была так велика, что ее углы утопали во мраке. Несколько колонн, подпирающих арочный свод, были похожи на ноги окаменевшего зверя, который хотел прорваться сквозь недра, но обессилел и остался здесь навеки.

– Где ваши находки? – понизив голос, спросил я.

– Чуть дальше, сударь, – пояснил Клод. – Там будет небольшой проход.

Он поднял предусмотрительно захваченный факел и пошел вперед. Признаться, мне стало слегка не по себе. Да, на улице белый день, светит солнце, и душам умерших негоже являться людям, но здесь, в подземелье, жизнь замирала и следовала своим законам.

Анфилада комнат… Небольших, с низкими потолками. На стенах сохранились железные подставки для факелов. Следы копоти. Под ногами хрустел песок, перемешанный с мелкой галькой. Клод, идущий впереди меня, вдруг остановился и сделал шаг в сторону, показывая ужасные находки. Господи…

Комната, в которую меня привели, была больше остальных. Пожалуй, шагов тридцать в длину и около двадцати в ширину. Высокий арочный потолок… Небольшие возвышения вдоль стены, которые могли служить лавками для собиравшихся здесь людей. Я не знаю, кто это был – люди или нелюди, но то, что они здесь оставили…

На полу лежали человеческие останки.

От некоторых остались лишь одни скелеты, скалившиеся в жуткой усмешке, другие же усохли и превратились в ужасное подобие чучел. Тела, а я насчитал их целых девять, лежали в строгом порядке, который, что уж греха таить, лишь добавлял ужаса в эту картину.

– Так поступают с вампирами. – Я с большим трудом протянул дрожащую руку и показал на плоский камень, который был забит в рот одного из умерших. Умершего или насмерть замученного? Человека? Существа? Нежити? Увы, у меня не было ответа на этот вопрос.