— Катюша, посиди здесь, пожалуйста. Мне надо вернуться к стойке регистрации…

Но не истек отпущенный нам срок

Вершить ошибки. Боль от них острее.

Так все же почему?! Невидима, нетленна

Стоит стена, и ей дано нас разделять!

Как сложно объяснить, на что она похожа,

Нельзя перешагнуть, снести, разбить, убрать.

Я чувствую ее измученным сознаньем,

Царапаю стекло — лишь руку протянуть!

Как бронь, стоит стена между живыми нами,

Не позволяя мне к душе твоей прильнуть.

И мечется, ища хоть маленькую щелку,

Душа моя, но ей не справиться одной.

И чувствую: устал, там по другую сторону,

Единственный, кто мне ниспослан был судьбой.

Стеклянная стена не подпускает ближе.

Ночудо! Поддалась, остался только миг!

Ищу твои глаза… И холод подступает,

Стоит передо мной тот, кто ее воздвиг…

И был ли кто за ней?.. Там, по другую сторону,

Остались лишь следы. И тишь пронзает вой,

И покрывает мгла наполненное стонами

Израненной души пространство над землей…

…Получив накануне вечером все соответствующие инструкции и документы, утром 4 января Анна подъезжала к аэропорту Франкфурта. В это же время в аэропорту Минска Хорин провожал в Австрию Крыловых, лететь которым предстояло с пересадкой все в том же Франкфурте.

Костя был без настроения. В пятницу он вернулся пораньше с работы и, стараясь отвлечься от невеселых мыслей, вместе с помощником по хозяйству убирал выпавший накануне снег. Но физическая нагрузка не помогала: в голове постоянно крутились обрывки фраз, воспоминаний, несколько раз он резко вскидывал голову, оттого что чувствовал рядом присутствие Анны. Он тоскливо оглядывался по сторонам, курил и снова продолжал работу. День на свежем воздухе принес свои плоды: после ужина, едва коснувшись головой подушки, он сразу же уснул.

— Все тело болит, — пожаловался он Виктору и попробовал размяться. — Если бы не согласовал поездку с Селиванами и Николаем, никуда не полетел бы. Впервые за последние годы нет никакого желания кататься на лыжах.

— Наоборот, тебе надо переключиться! — возразил Хорин. — Поносишься по горам, отоспишься, с сыном пообщаешься. Смотри, как он радуется.

— Ему проще, — глянул на сына отец. — Вчера еще грустил, а сегодня, стоило только Свете позвонить, улыбка до ушей.

— Селиваны давно прилетели?

— Они встречали Новый год в Женеве. Света завтра будет в Хинтерглемме, а Михаил подъедет в среду.

— Ты смотри, — усмехнулся Виктор. — Какже он ее одну отпустит? А вдруг она захочет к тебе вернуться?

— Главное, что теперь я этого не хочу, — спокойно ответил Костя. — И он, и она об этом знают. Ты постарайся к моему возвращению подготовить документы для посольства.

— Все сделаю, не волнуйся. Покажи-ка паспорт, когда у тебя Шенген заканчивается?

Крылов протянул паспорт, который вместе с билетами держал в руках.

— Слушай, да у тебя же только две чистые страницы остались, Я в марте в Барселону лететь! И срок мультивизы истекает в феврале. Ничего не выйдет. Сначала придется его поменять, а уж потом заказывать приглашение.

— Черт! — озадаченно пролистал документ Костя. — Как я из виду упустил? Надоело менять его каждый год!

— Ты не один такой, — усмехнулся Хорин. — Ну, до встречи?

Мужчины крепко пожали руки на прощание. Подхватив чемоданы, Крыловы двинулись на таможенный контроль, даже не подозревая, что почти одновременно с ними в разных самолетах, летящих по разным маршрутам, в воздухе будет находиться и Анна Круглова.

…Поселившись в номере-люкс гостиницы «Днипро», Анна распаковала чемодан, разобрала вещи и еще раз помянула добрым словом Сашу: ее решение сложить одежду дочери в отдельный чемодан оказалось очень даже кстати. Она долго принимала душ, сушила волосы и наносила кремы на уставшее лицо. Хотелось есть, но еще больше хотелось спать. Достав из бара шоколадку, она взяла в руки телефон, который не успела вернуть Крылову, и завалилась на кровать.

«Работает», — отметила она, набрав PIN-код и разыскав в памяти номер Веры.

Набрав его с гостиничного телефона и услышав голос автоответчика, она нажала на рычаг, поправила под головой подушку и выключила свет.

«Завтра первым делом на завод, — принялась она составлять план на следующий день. — Затем приобрести местную SIM-карту и вплотную заняться поисками Веры. Дом, в котором она живет, я, пожалуй, найду по памяти… Костя с Николаем, скорее всего, уже встретились в Австрии. Позвонить ему? Нет, не буду, поздно уже. Раз он просил ему написать, значит, напишу, только бы поскорее добраться до компьютера…» — подумала она, засыпая.

…По согласованному заранее плану Дербенев с Крыловым дождались друг друга в аэропорту Зальцбурга и подъезжали в этот момент к Хинтерглемму, где им предстояло провести неделю.

Подсвеченная фарами дорога петляла между проступавшими в темноте высокими горами. Встречавшиеся вдоль нее мелкие и крупные селенья были расцвечены включенной на полную мощность рождественской иллюминацией и, казалось, соревновались между собой в разнообразии выдумок, разноцветных фонариков, многочисленных елочек и фигурок местного Деда Мороза. Все играло, сверкало, искрилось, но находившихся в машине путников это мало радовало.

— …Вот так все и закончилось, — вздохнул Костя, успев за время пути рассказать другу о событиях двух последних недель.

— А ведь я был прав, — вспомнил Дербенев. — Едва в первый раз вас вместе увидел, сразу понял, что вы друг другу пара. Вера все рвалась вас помирить, а я не отпустил. Зря, выходит.

— Если бы да кабы… Ты мне лучше о себе расскажи: до сих пор в голове не укладывается, что вы с Верой разошлись. У Ани чуть шок не случился, когда услышала, — Костя оглянулся на спавшего на заднем сиденье минивэна Олега и, убедившись, что все в порядке, продолжил: — Все пыталась до Веры дозвониться, бесполезно.

— Она не берет трубку, ты же знаешь, — Дербенев задумался. — Сильные люди, как оказалось, не умеют прощать…

— А ты бы сам простил?

— Не знаю… Иногда мне кажется, что я простил бы ей все… Первые полгода надеялся, а точнее, был уверен, что все образуется и она примет меня обратно.

— Странно ты рассуждаешь. Ты же не вещь: выбросил, забрал. Николай сделал долгую паузу и вдруг согласно кивнул головой.

— Ты правильно определил, я без нее неодушевленная вещь. Два месяца назад снял квартиру в доме напротив, приеду ночью, посмотрю на ее окна и только тогда могу заснуть.

— А как же дом?

— Пустой он какой-то, не тянет меня туда… Стройкой в основном Вера занималась, а потому я так и не прикипел к нему душой. Теперь не знаю, что с ним делать: Машке отписать или продать.