Ручей, облизнувшись, подался вперед.

– Не смей! – велел Лес.

Ручей замер на месте, не сводя с блюдца мечтательного, грустного взгляда.

Абита, одарив Леса улыбкой, подтолкнула одно из блюдец еще ближе. Лес ощетинился.

– Посмотрим, как ты заулыбаешься, когда Отец явится по твою кровь.

– Если б он хотел моей крови, так уже взял бы ее, разве нет?

– Скоро мы пробудим его дух – истинный дух, и вот тогда он вдоволь наестся твоих потрохов.

Абита оцепенела.

– Не верю.

– Ты понятия не имеешь, с кем связываешься, – фыркнул опоссум.

– Так расскажи же.

– Да, – вмешался в их разговор Отец. – Рассказывай. Хватит в загадки играть.

– Играть?! – рявкнул Лес. – Да как у тебя язык повернулся?! Не раздобудь мы для тебя крови, гнить бы тебе в этой вонючей яме до сих пор!

– Крови? – переспросила Абита. – Чьей крови?

Лес отвернулся и не ответил.

– Чьей крови? – не унималась Абита. – Чьей это крови ты ему раздобыл?

Но Лес упорно молчал.

– Рассказывай, – велел Отец. – Хватит правду скрывать.

Лес вихрем развернулся к ним.

– Козлиной! – процедил он. – Крови твоего же козла!

Абита сощурилась.

– А… а Эдвард? Об Эдварде что скажешь?

Лес скрестил руки на груди.

Пальцы Абиты заходили ходуном.

– Так это ты убил Эдварда? Сознавайся: ты?

– Да! – прорычал Лес. – Да, я! «Бе-е-е, бе-е-е, бе-е-е», – в пещеру его заманил, а там он в яму и провалился. И обмануть этого безмозглого человека оказалось проще простого. Вот… вот тебе правда. Еще правду хочешь?

Абита прижала ладонь к губам, вмиг побледнела. Казалось, ее с силой хлестнули по щеке.

– Вот тебе еще правда, – рычал Лес. – Этот твой разлюбезный дьявол, остолоп, что с ума сходит по кукурузе… видела б ты, как он потроха твоего мужа жрал! Захочешь снова чем-то его угостить, вспомни об этом и…

Абита, подхватив с земли блюдце, швырнула им в Леса.

Опоссум пригнулся, и блюдце просвистело над его головой.

Абита с яростным визгом схватила второе, швырнула, что было сил.

Но Лес вновь без труда увернулся и разразился злорадным хохотом.

Тогда Абита взялась за подойник, взмахнула им, бросилась на опоссума, чтоб пришибить мелкую тварь.

Лес с издевательским хохотом заплясал вокруг нее, ловко уворачиваясь от ударов.

Споткнувшись о ступеньку крыльца, Абита рухнула с ног, но вовремя подоспевший Отец подхватил ее на лету и удержал от падения.

– Мы – дикий люд! – вскричал Лес. – И мы сожрем твои потроха, а после все ваше племя сожрем, и он, Отец, об этом позаботится! Вот тебе правда! Главная и единственная, а остальное – все вздор!

– Сгинь, тварь паршивая! – зарычал Отец. – Сгинь, не то я твоими потрохами позавтракаю!

Злорадная улыбка на лице Леса мигом угасла. Яростно усмехнувшись Отцу, опоссум отвернулся и стремительно двинулся прочь.

Абита, присев на крыльцо, прикрыла лицо ладонями и тихо, безмолвно заплакала.

– Прости, Абита, – сказал Отец, садясь рядом. – Я многого в этой жизни не понимаю, но твою боль понять очень даже могу, а еще точно знаю: зла я тебе не хочу. Прежнее… это ошибка. Я не в себе был, и… Но с твоей помощью я, кажется, вот-вот отыщу верный путь. Надеюсь, заодно, вместе, мы с тобой оба отыщем, что каждому нужно.

Долгое время оба сидели молча. Тишину нарушало лишь козье блеянье да Бука, звучно лакавший из блюдечка молоко. В конце концов Абита тяжко вздохнула, утерла глаза, достала из кармана передника узелок и развернула его на крыльце, между собой и Отцом. В узелке оказались три ломтика медового хвороста.

– Это тебе.

Отец потянулся за угощением, но придержал руку.

«Не так все просто», – подумал он.

– Абита, кто я, по-твоему, на самом деле такой?

Абита задумалась.

– Не знаю, – поразмыслив, отвечала она. – Могу сказать только, во что мне хотелось бы верить. Помнится, мать рассказывала о всевозможных духах природы – о феях, об эльфах и о лесных божествах, больших и малых, ничтожных и могущественных. О стражах природы, пробуждающихся с приходом весны, вдыхающих жизнь в цветы и деревья, присматривающих за землей и людьми в обмен на надлежащие подношения. О язычниках, празднующих их возрождение в дни солнцеворота, устраивающих в их честь пиршества и пышные церемонии. О том, что всех их объединяет нескончаемый круговорот, круговорот смерти и возрождения. Так вот, я надеюсь, что ты – один из них. Что, полностью пробудившись, ты благословишь эту землю и не оставишь ее без заботы… а может быть, благословишь и меня. И обо мне позаботишься.

Небо с Ручьем встревоженно переглянулись, однако Отец закивал: очевидно, услышанное пришлось ему по душе.

«Почитание и подношения», – подумал он.

Слова Абиты напоминали о вчерашних видениях, о людях, преподносивших ему венки из цветов и бусы, о том, как эти люди его почитали. Затем Отцу вспомнился Лес, толковавший о подношениях Матери Земле в обмен на ее благословения. Сердце в груди застучало быстрее.

«Выходит, все это – тоже… тоже часть волшебства!»

Отец вновь потянулся к сладостям.

– Этого мало, – сказал он.

– Еще хвороста хочешь? – спросила Абита.

– Нет, я не о сластях. От тебя большее требуется.

От Абиты снова повеяло недоверием, и Отец понял: угрозы Леса не прошли даром. Удастся ли им когда-нибудь оставить все это в прошлом?

– Скажи, зачем ты мне жертвы приносишь? – спросил он.

– Похоже, они тебе помогают… облегчают душевные муки. Но, если уж начистоту… наверное, я надеюсь, что ты снова пустишь в ход чары и вернешь к жизни мои посевы.

«Да, да: дай мне кое-что нужное, а я дам взамен то, что нужно тебе!»

Отец устремил на Абиту пристальный взгляд, словно стараясь заглянуть в самую ее душу.

– Скажи, Абита, чего тебе хочется от этой жизни?

– Мне? Со мной все просто. Побольше яиц и свежего мяса, и полный огород овощей, и поле спелой, налитой соком кукурузы.

– Это не то, чего тебе хочется. Это то, без чего не обойтись. Ты ведь сделана не из надобностей, а из желаний, из грез. Так вот: чего тебе хочется? О чем ты мечтаешь?

Абита раскрыла было рот, но призадумалась.

– Даже не знаю. После смерти матери я думала только о том, как бы с голоду не умереть. То есть, с самого детства ни о чем не мечтала.