– Эй, ты куда собрался?

– Я поведу.

– Перебьешься!

– Поведу я. Ты на эмоциях, вид у тебя, будто ты сейчас разревешься, или психанешь, или все сразу. С сегодняшнего дня мне правда разрешили садиться за руль.

– Не верю. Кто тебе разрешил? Почему ты мне еще в клинике не сказал, а тянул столько времени?

Бишоп пожал плечами.

– Мне нравится смотреть, как ты заводишься. Я просто счастлив, когда ты бесишься, если я, по-твоему, делаю то, чего мне нельзя.

– Я сейчас направлю на тебя поносный луч! Мне нужны доказательства, что тебе разрешили водить.

– Это я и сказал моему спортивному врачу. Проверь свою почту… по пути в кафе. Я вот-вот стану не только голодный, но и злой, и если ты меня в лучшие дни засранцем считаешь, погоди, пока я проголодаюсь.

Я и в самом деле достала мобильный, проверила почту. Письмо, о котором говорил Бишоп (что ему можно преодолевать небольшие расстояния, сидя за рулем автомобиля), действительно нашлось среди входящих, поэтому я проворчала, чтобы впредь важные вещи сообщались вовремя.

Мы остановились возле бургерной, у окошка для автомобилистов, и Бишоп назаказывал еды на четверых. Мы с аппетитом ели и пили, остановившись на парковке.

– Можно тебя спросить? – Бишоп отправил в рот ломтик моей жареной картошки, прикончив четыре своих бургера и экстрабольшую порцию картофана. По-моему, он глотал не жуя.

Я пожала плечами:

– Конечно.

– Как ты вообще сошлась с этим козлом?

Я покрутила картофельную соломку в кетчупе, вспоминая, как я познакомилась с Джоуи. Я тогда только переехала из Нью-Йорка в Лос-Анджелес учиться в магистратуре и встретила его в первый день занятий. Он спросил, не хочу ли я чего-нибудь выпить, и я согласилась.

– Мне было одиноко, а он оказался рядом. Подвернулся в недобрый момент.

Спустя несколько долгих секунд напряженного жевания я подняла глаза на Бишопа.

– Не хочешь ничего больше добавить? Скажем, правды? – Он стянул у меня новый ломтик и потянулся к моему молочному шейку, потому что свой уже допил.

– Можешь все забрать, – я пододвинула ему коробочку с картошкой, но отобрала коктейль.

– Извини, я, наверное, слишком назойливый?

– Я часто прокручиваю в голове эту тему, просто не озвучиваю. Я искренне не знаю, почему я прожила с ним целый год. Во-первых, я очень не хотела быть одна. Меня тянуло к кому-нибудь прислониться, что ли. Переезжая в Лос-Анджелес, я рассчитывала проводить свободное время с братом Кайлом, его женой Джой и племянником Максом.

– Но не получилось?

Я пожевала пластмассовую соломинку.

– Нет. Я чувствовала себя лишней, ненужной, будто у меня отобрали привычную роль. У Кайла были Джой и Макс, а у меня никого.

– Это тяжело.

Я кивнула.

– Я очень тосковала по малой родине. Вскоре мама продала ферму и тоже перебралась в Лос-Анджелес, но она основное внимание уделяла семье моего брата – ну, первый внук и все такое. Мне по-прежнему чего-то недоставало, и именно тогда я познакомилась с Джоуи. Во многих отношениях он оказался удобным. Я быстро поняла, что он не идеальный вариант, но какое-то время это было лучше альтернативы.

– Какой? – Бишоп звучно потянул из моего стакана, тоже уже опустевшего.

– Одиночества, какой же еще. И всеобщего беспокойства. Эр Джей тогда как раз воссоединился с Лейни и познакомился с сынишкой, а я в Лос-Анджелесе пыталась создать подобие собственной семьи, потому что не умела жить одна, а все были заняты своими делами. Конечно, оставалась учеба, но мне требовалось… что-то еще.

Бишоп намотал на палец прядь моих волос.

– Или кто-то?

– Мне казалось, переезд в Лос-Анджелес все упростит.

– Каким образом?

– Не придется каждый день вспоминать отца, остро ощущая его отсутствие. Мы были очень близки – я папина дочка… Продажу дома и фермы я восприняла неожиданно тяжело: некуда стало приезжать на каникулы, негде остановиться, уже не войдешь в гостиную, где стоит папино кресло, в котором он часто засыпал. Мама продала наш пикап – он бы не доехал до Лос-Анджелеса. За короткое время произошло много изменений, и у меня не было, что ли, времени толком поскорбеть о потере. Или это был уже иной уровень скорби, не знаю.

– Это все равно что снова потерять отца, – тихо сказал Бишоп.

– Согласна.

– А что с ним произошло?

– Организм отказал. Папа очень следил за собой – и диета, и физическая активность, и лечился очень тщательно, но тело просто не воспринимало лечение, диабет оказался сильнее. Потом отец впал в кому… и все.

– Стиви, мне очень жаль, – теплая ладонь легла мне на шею. От этого было приятно и хорошо.

– Только после переезда я по-настоящему ощутила потерю. Ни мамы рядом, ни нашей фермы. Я оказалась к этому не готова. Джоуи был любезен и мил, хотел проводить со мной время. Он сперва не знал, что у меня брат известный хоккеист, а я не говорила, зная, что люди вовсю начинают использовать это к своей выгоде… Короче, мне нужен был человек, которого можно приводить на семейные обеды, чтобы братья не пытались заменять мне отца. Джоуи стал… щитом, как ни ужасно это прозвучит.

– Чего тут ужасного, просто щитом от новой боли!

– Да. Да! Братья хотели как лучше, особенно Эр Джей, но моя жизнь вечно строилась вокруг его карьеры, его жизни и его успеха. Когда папа умер, Эр Джей счел своим долгом взять его роль на себя, однако от этого папино отсутствие стало только заметнее. Я старалась держаться, и когда в моей жизни появился Джоуи, приспособила его вместо брони. Он был моей защитой от потери, от которой я не могла оправиться. Все сочли, что я пристроена и устроена. Джоуи оказался безопасным вариантом: я хорошо к нему относилась, мне с ним было комфортно, но влюблена я в него никогда не была.

Только сейчас, произнеся это вслух, я осознала – это правда. Джоуи был для меня удобным щитом.

– Я очень надеюсь, что родные тобой очень дорожат, – сказал Бишоп, рассеянно разминая мне шею. По крайней мере, мне казалось, что рассеянно.

– В другой семье мне доставалось бы больше внимания и похвал, но попробуй соперничать с братом – звездой НХЛ… Конечно, Эр Джей не виноват, и родители тоже не виноваты, просто когда у ребенка явный талант и огромный потенциал, в него вкладываются по максимуму. Я горжусь Эр Джеем, но когда рядом горит такой яркий огонь, волей-неволей оказываешься в тени. Впрочем, я не возражаю – не люблю быть в центре внимания.

– Поэтому ты не приходишь на матчи и скрываешь, что Рук твой брат?

– В том числе. Не хочу, чтобы меня использовали. Такое уже бывало и еще не раз случится.

– Как это?