Наша история настолько переполнена примерами политического давления, что можно легко переходить от одного к другому. Однако подавление и преследования происходят и сейчас – и возможно, даже сильнее, чем прежде. Один из лучших примеров – наследие пекинской площади Тяньаньмэнь.

Во второй половине XX века на площади произошло два весьма печальных инцидента.

В 1976 году правившая в Китае «банда четырех» расправилась с протестным и траурным митингом на площади Тяньаньмэнь. На площадь пришло около десяти тысяч человек, чтобы выразить свою скорбь по поводу смерти уважаемого в народе премьер-министра Чжоу Эньлая. Хотя площадь и очистили силой, обошлось без человеческих жертв. Инцидент 1976 года оставил сильный отпечаток на китайских n-грамах со значительным скачком при упоминании Тяньаньмэнь («V€А»).

Но другим, гораздо более трагическим и известным событием – в глазах Запада – стала бойня на площади Тяньаньмэнь в 1989 году[161]. На этот раз на площади оказались студенты, собравшиеся из-за известия о смерти важного официального лица, генерального секретаря КПК и сторонника реформ Ху Яобана. И вновь публичное выражение скорби переросло в протесты, в которых, по некоторым оценкам, участвовало до миллиона человек. В ответ на это правительство объявило военное положение и направило в столицу 300 тысяч военнослужащих. 4 июля 1989 года войска вышли на площадь и устроили там невероятно жестокую расправу. Количество смертей точно неизвестно до сих пор, однако многие верят, что оно составляет тысячи.

По всем приметам бойня 1989 года на площади Тяньаньмэнь должна была привлечь внимание всех китайских инакомыслящих и найти свое отражение в китайской культуре.

Но этого не происходит.

После бойни официальные представители китайского правительства приступили к решительным действиям, начав кампанию по цензуре и подавлению информации – удивительную по своей скорости и результативности. В течение года было закрыто более 10% китайских газет, а также целый ряд издательств. По сей день все печатные СМИ, описывающие бойню, должны сверяться с линией правительства. Также мониторингу подвергаются цифровые медиа в рамках масштабной кампании по цензуре в Интернете (часто называемой «Великим китайским файрволом») [162]. Все, кто ищет в Интернете данные на тему «Тяньаньмэнь», видят тщательно отредактированные результаты (в период с 2006 по 2010 г. Google согласилась участвовать в блокаде, инициированной Китаем, хотя затем отказалась от совместных действий с правительством). В результате многие молодые люди в Китае в наши дни почти ничего не знают о событиях 4 июня 1989 года. Во время одного опроса старшекурсники Пекинского университета не смогли распознать образ неизвестного бунтаря, противостоявшего колонне танков и ставшего настоящим символом протестов на площади Тяньаньмэнь.

На Западе упоминания о Тяньаньмэнь не умолкают и после 1989 года. В Китае же был заметен небольшой скачок интереса (даже не приблизившийся к уровню 1976 года) – после чего все вернулось к прежнему состоянию.

Бойня на площади Тяньаньмэнь представляет собой одно из центральных событий в современной истории Китая. Однако ее никто не обсуждает (по крайней мере в печати). Многие о ней даже не знают. Душераздирающий график на стр. 181 представляет собой яркое свидетельство жестокой эффективности цензуры в современном Китае.

Вне зависимости от того, где возникают цензура и подавление, они часто оставляют характерную отметку: внезапное исчезновение определенных слов и фраз. Статистическая подпись этого лексического пробела зачастую выглядит настолько явно, что мы можем использовать цифры – большие данные, чтобы понять, что именно стало объектом цензуры.

Давайте вернемся к нацистской Германии и посмотрим, как это работает. Наша цель состоит в том, чтобы найти людей, слава которых, как и слава Шагала, исчезала во времена Третьего рейха, с 1933 по 1945 год. Мы можем измерить величину этого падения, сравнивая славу человека во времена Третьего рейха со славой до и после этого времени. Если во времена нацистского режима человек упоминался в одном случае на 100 миллионов, а в 20-х и 50-х годах один раз на 10 миллионов, то можно говорить о десятикратном падении. С другой стороны, если частота употреблений в годы нацистского режима вырастает в 10 раз, то можно сказать, что человек был особенно знаменитым именно в этот период и, возможно, извлекал определенную пользу из правительственной пропаганды. Таким образом, мы можем выбирать любое имя и присвоить ему показатель подавления, отражающий величину падения или роста. А это, в свою очередь, помогает нам определить, кто подвергался подавлению со стороны окружавшего общества.