Оливер. — Пришли за информацией? Думаете, что я добровольно вам что-то сообщу?

— Мы хотим поговорить с вами про вашу последнюю жертву, — объявила Хенли.

Оливер вздохнул с показным трагизмом.

— Мы это уже проходили, инспектор. У меня не было никаких жертв.

— В воскресенье утром его голову доставили к моей двери.

— Голову? — Оливер склонил собственную голову набок. — Целую голову?

— В коробке. Адресованной мне.

Оливер рассмеялся, но резко оборвал смех.

— Наверное, было очень неприятно. Ты решила, что это твой муж прислал тебе цветы? Или Пеллача, показывая, как ты ему дорога. А ты что об этом думаешь, стажер? Твоя напарница оказалась между двумя мужчинами. Это, должно быть, так… волнующе-романтично.

Рамоутер не ответил.

— Думаю, что стажер со мной сегодня не разговаривает, — улыбка сошла с лица Оливера так же быстро, как появилась. — Голова в коробке, — медленно проговорил он.

— Голова последнего убитого вами человека, — уточнила Хенли. — Именно из-за него вы и находитесь здесь. Вы стали небрежны, не то что с вашими предыдущими жертвами. С ними вы действовали очень аккуратно. Кто-то видел, как вы сбрасывали его перед муниципальным домом культуры. Вы оставили собственные следы ДНК и сохранили его голову. Никогда не думала, что у вас есть склонность к некрофилии.

Правая щека Оливера слегка ввалилась, словно он прикусил ее изнутри.

— Тед Банди обезглавливал некоторых из своих жертв, занимался с ними сексом и хранил головы, — продолжала Хенли. — Именно это вы сделали с седьмой жертвой? Вы хранили его голову в морозильнике, потому что планировали еще ею заняться? Планировали что-то романтическое?

Хенли прямо держала спину и не прятала глаз от взгляда Оливера. Она считала про себя вдохи и выдохи, контролируя ритм. Она не позволит Оливеру себя запугать.

— Кто он? — спросила Хенли. — Кто этот человек, которого вы заставили подбрасывать отрубленные головы к моей входной двери? Выполнять за вас грязную работу?

Оливер склонился к ней. Она чувствовала, как мерзко у него пахнет изо рта.

— На тот случай, если ты не в курсе, я сижу тут взаперти. Я едва ли могу заказать доставку морепродуктов с карри, не то что заставить кого-то найти голову, а потом организовать ее доставку к дому в Брокли.

Хенли слегка дернулась. Он знал, где она живет. Что еще он знает о ее личной жизни?

— У тебя, должно быть, очень милый домик с голубой входной дверью. Нет, голубой не твой цвет. В тебе больше глубины, он не для тебя. Тебе может понравиться цвет, который показывает твою стойкость. Черный тоже не подойдет. Слишком очевидно. Может, темно-фиолетовый?

Хенли почувствовала себя беззащитной. Она сосчитала до десяти, пытаясь снова взять себя в руки.

— Ваш подражатель.

— Он. Не. Мой. Подражатель, — ответил Оливер с кристально-чистым, ледяным раздражением в голосе.

— Наверное, вам тяжело. Вы же не можете его контролировать. Он быстро работает. Гораздо более эффективно, чем вы.

— Три жертвы, а сегодня только понедельник, — спокойно сказал Рамоутер.

— Может, вы не хотели, чтобы ваш подражатель оставлял голову у моего дома. Может, у вас были другие планы, но подражатель действует по-своему, — сказала Хенли.

У Оливера вздымалась и опускалась грудь. Он злился все больше и больше, и это было заметно.

— Чего вы боитесь? Что подражатель превзойдет вас?

Пластиковый стул, на котором сидел Оливер, жалобно заскрипел, когда тот откинулся назад.

— Может, эти новые убийства — это часть его плана, а не вашего. Да, мы с констеблем Рамоутерем сидим здесь и разговариваем с вами, но ведь все внимание направлено на него. Мы здесь из-за него, и вы медленно начинаете понимать, что нас интересуете совсем не вы?

— Всех всегда интересую я, — ухмыльнулся Оливер.

— У нас три жертвы, — сказала Хенли, прилагая волевое усилие, чтобы говорить ровным голосом и сохранять спокойствие. — Шон Делани. Узомамака, или Зоуи, Дарего. И Дэниел Кеннеди.

Хенли увидела реакцию у него в глазах. Эти имена что-то в нем пробудили. Хенли медленно повторила их. И это выражение снова промелькнуло — узнавание.

— Сколько ей было лет? Девушке? — спросил Оливер.

— Вы прекрасно знаете сколько. Это сообщали во всех выпусках новостей.

— Восемь, три и четыре, — произнес Оливер.

— Что это означает, черт побери? — взорвалась Хенли.

— Не скажу, — нараспев произнес Оливер.

— Ей было двадцать шесть лет. Она работала медсестрой, — ответил Рамоутер. — У нее вся жизнь была впереди — пока кто-то не разрубил ее на части и не вырезал у нее на коже полумесяц и двойной крест.

— Мне всегда кажется странным, когда люди говорят такое о мертвых. «У нее вся жизнь была впереди». Совершенно очевидно, что не была, раз они мертвы. Нам может не нравиться способ ухода из жизни, но, когда приходит твое время, ты покидаешь этот мир. — Оливер сделал паузу. — Восемь, три и четыре.

Хенли встала и направилась к двери.

— Пошли, Рамоутер, — позвала она. — Мы здесь просто теряем время.

— Что скажете насчет вашей последней жертвы? — спросил Рамоутер.

Оливер покачал головой.

— Я уже говорил вам: я его не убивал. Но очень мило, что кто-то теперь его снова собирает. — Он рассмеялся. Это был низкий, хриплый смех, эхом отразившийся от стен. — Шалтай-Болтай. Только Шалтая-Болтая не смогли снова собрать.

Глава 38

Восемь, три и четыре. Оливер повторял эти цифры у себя в голове как мантру, когда надзиратель снова надевал на него наручники. Усиленные меры безопасности. Заключенные, представляющие наибольшую опасность для себя и окружающих. Это всегда смешило Оливера. Опасность для себя? Нелепо даже думать о том, что он когда-нибудь сам лишит себя жизни. Восемь. Три. Четыре. Три убийства. Три оскверненных тела, по частям разбросанные по Лондону, как какое-то жалкое жертвоприношение в его честь. Но он не хотел, чтобы его делали идолом, он хотел, чтобы его боялись.

Оливер посмотрел сверху вниз на шею надзирателя, когда холодный металл зажал тонкий кусочек бледной кожи у него на запястье. Кожа собралась в складки и покраснела.

— Что это такое, по-вашему? — холодно спросил Оливер.

Надзиратель дернулся, когда Оливер сделал шаг в его направлении. Между ними осталось сантиметра два-три, не больше. У надзирателя участилось дыхание, когда Оливер поднял запястья у него перед носом.

— П-простите, — заикаясь, произнес надзиратель. — Простите, они просто…

— Исправьте.

— Конечно.

Оливер нетерпеливо зевнул, пока надзиратель расстегивал наручники. Он опять опустил взгляд на шею надзирателя — она побелела от напряжения. Это было лучшее время для нападения — когда жертва ничего не ожидает и увлечена каким-то простым делом. Отрезать голову оказалось гораздо проще, чем он думал. В человеческой голове всего двадцать костей. В шее всего семь. Меньше мышц,