насмешливо именовал её исключительно: «Наша староста», но никогда не задевал. И всё же после года общения с ним смутить Сашку было непросто.

— Показать? Прямо тут? — нахально поинтересовалась она, глядя Ренату в глаза. — Для зрителей теперь дресс-код ввели?

Он, похоже, не ожидал нападения. Усмехнулся, закурил новую сигарету.

— Вы мне нравитесь, девушка. Просто нам нужен кто-нибудь в приличном костюме, чтобы цветы забирать у Всеволода Алексеевича. А вы так удачно тут подвернулись. Не хотите помочь артисту?

Сашке следовало бы его послать. В общем-то, ей давно следовало уйти. На центральном входе предъявить билет, сдать пальто в гардероб и уютно устроиться на своём месте в зрительном зале, ожидая оплаченные два часа удовольствия. Но фраза «помочь артисту» словно залезла ей в душу и дёрнула там за какую-то особо чувствительную струну. Помочь Всеволоду Алексеевичу. Оказаться ему полезной. Не об этом ли она мечтала с детства?

Не об этом. Не цветы, ему подаренные, таскала она в своих мечтах. Но не важно, не важно. Главное, что она уже шла вслед за Ренатом по гулкому и заваленному какими-то ящиками, колонками и мотками проводов коридору, а на груди у неё болталась картонка с изображением Туманова и надписью «Персонал». Пропуск в волшебное закулисье.

Не таким уж оно оказалось и волшебным. Довольно угрюмым, холодным и захламлённым. Сашку поставили возле кулисы.

— Сейчас он выйдет, споёт первую песню, — объяснял Ренат. — Ему понесут цветы. Твоя задача забирать у него букеты и уносить за кулисы. И быстро, букетов может быть много, его просто завалят. Здесь будешь складывать на колонку. Потом можешь взять себе, какие понравятся. Когда выйдет Сапфира или Ленора Гранд, выберешь из подаренных букет поприличнее и вынесешь на сцену, отдашь ему в руки. Он одарит «прекрасных дам». Всё понятно?

Ни черта Сашке не было понятно. То есть все эти дорогущие веники Всеволоду Алексеевичу на фиг не нужны? Он их не забирает домой, не дарит Зарине, не осыпает лепестками роз супружескую кровать… Нет, это не сексуальные фантазии влюблённых девочек, это его же рассказы из интервью. И Зарина в какой-то совместной передаче говорила, что муж каждый день приносит ей цветы. А на самом деле «возьми, какие понравятся». То есть он на них даже не смотрит. И женщинам-артисткам, принимающим участие в концерте, он подарит букеты из «своих»? Ну да, чего тратиться-то, цветы в Москве нынче дорого стоят.

Сашка помотала головой. Бред какой-то. Вообще всё происходящее с ней сейчас — полный бред. Что она делает за кулисами? Почему прислуживать Туманову попросили её? Куда логичнее было бы поставить на её место парня. Девушка, таскающая цветы, которые не может удержать взрослый мужик? Дикость.

Но рассуждать было некогда, да и не с кем. Сашка стояла, где поставили, и ждала начала действа. Или хотя бы появления Всеволода Алексеевича. Наконец он вышел. В костюме с бабочкой, воротник-стойка впился в подчелюстные лимфоузлы (тьфу, вот ведь привычка мыслить анатомическими категориями), накрашенный так сильно, что вблизи можно было счесть за Пьеро — белое лицо, подведённые чёрным глаза и красным губы. Но Сашка уже знала, что это театральный грим, нарочито яркий. Из зрительного зала и с экрана телевизора он будет смотреться естественно, да и камера «съест» лишние краски. А вблизи, конечно, жуть.

Уже по тому, как он шёл, как смотрел, словно сквозь окружающих, Сашка поняла, что он на взводе. Хотела поздороваться, но он скользнул по ней равнодушным взглядом и, прежде чем она открыла рот, рявкнул на семенящего по пятам Рената:

— Почему зрители уже в зале? Я же просил не пускать до третьего звонка.

— Требования зала, Сева. Они не могут пустить людей в последний момент, народ не успеет занять места. А задерживать начало нельзя, не уложимся. Зал закроют ровно в двенадцать, даже если у тебя будет программа ещё на два часа. Я же тебе говорил.

— Да плевать мне, что ты говорил! Я хотел ещё раз финальную песню прогнать. А, ладно. Кому там в конце какая разница будет, все на метро побегут. Сколько времени? Без трёх минут? Начинаем! Раньше сядем, раньше выйдем!

И шагнул на сцену с таким видом, будто делал что-то чрезвычайно неприятное. Впрочем, в следующую секунду уже ослепительно улыбался, превратившись в того Туманова, которого ждали и любили зрители.

Сашка, затаив дыхание, наблюдала за произошедшей метаморфозой, стараясь не очень удивляться, повторяя себе, что он артист. Такая профессия — каждый день создавать праздник. Если не уметь мгновенно переключаться, сойдёшь с ума. Лампочки перегорят. За сценой он не обязан излучать радость и счастье.

После первой песни его и правда завалили цветами, и Сашка, обмирая от волнения, три раза запнувшись, всё-таки дошла до него. Встала чуть позади, не смея окликнуть. Он сам заметил, повернулся, сгрузил букеты ей на руки и тут же снова схватился за микрофон, чтобы дальше шутить, говорить, петь. Для него всё заняло секунды, а Сашке они показались вечностью. Словно в замедленной съёмке она видела его лицо, очень близко, да ещё и в ярком, слепящем свете. И, кажется, впервые осознавала, сколько ему на самом деле лет. Сейчас она могла разглядеть и седые виски, и глубокие, даже с гримом заметные морщины, пересекающие лоб, и сухую, в коричневых пигментных пятнах кожу на шее, которую забыли припудрить. А главное, глаза. Глаза старой больной черепахи, водянистые, равнодушные, медленно смаргивающие, почти без ресниц.

Цветы она, как и было велено, швырнула на колонку. Выбрала из кучи веников два поприличнее, отложила в сторонку.

— Для Сапфиры и Гранд? — поинтересовался уже знакомый голос.

Сашка обернулась и увидела Тоню. Девушка стояла с чашкой в руках, бледная, растрёпанная, но всё же не такая жалкая, как на улице.

— Для них. Ренат велел выбрать цветочки «от Всеволода Алексеевича», — усмехнулась Сашка.

— Он всегда так делает. Он вообще на редкость постоянен, всё по одному сценарию. Цветы гостям из числа подаренных, тёплое питьё, — она кивнула на чашку, которую держала, — после каждых пяти песен, чтобы голос не садился. Как будто спасёт! И как будто не всё равно, каким голосом под фанеру шпарить.

— Рассказывай! — машинально вскинулась Сашка. — Туманов всегда работает вживую.

Сказала и осеклась. С кем спорит? С костюмером, которая каждый день у кулис стоит? А просто включилась старая привычка с пеной у рта защищать любимого Всеволода Алексеевича от каждого, кто косо посмотрел в его сторону. На форуме, в случайном разговоре — не важно.

Тоня лишь печально улыбнулась.

— Он «дабл» поёт. Поверх фонограммы своим голосом. И, честно говоря, получается