звезда»: конкурсантов делили на пары, каждый участник двойки выступал, получал оценки жюри, их складывали. У кого больше баллов, тот становится лауреатом фестиваля, со всеми вытекающими последствиями — дипломом, памятным подарком и губернаторской стипендией на следующий год. Платят копейки, но на мороженое или ту же косметику, если сильно не выпендриваться, хватит. Впрочем, дело было совсем не в деньгах. Самое ценное — это диплом. Если тебе исполнилось шестнадцать, ты закончил студию, но не обзавёлся хотя бы одним дипломом, то зачем ты столько лет в эту самую студию ходил? Чем ты в Москве похвастаешься при поступлении, если у тебя ни одного диплома? Примерно так говорил им Алексей Палыч. Тоня соглашалась, она всегда с Алексеем Палычем соглашалась, считая его незыблемым авторитетом в сценическо-певческих делах. Но конкретно в данную минуту уже не хотела никакого диплома. На что он ей? В рамочку повесить? Ни в какую Москву её всё равно никто не пустит. Закончит школу, поступит на курсы проводников и будет, как мама, трястись в поезде «Иркутск — Москва», разнося чай и подтирая лужи в туалете.

Да, что-то совсем худо у неё сегодня с настроением. Нельзя так. Надо собраться, надо…

— Елизарова, Орлова, приготовились! — Тётка в розовом платье с пугающе длинным шлейфом, на который кто-нибудь из толпящихся тут детей постоянно норовил наступить, подскочила к ним со списком. — Сейчас ваш выход! Первая поёт Орлова, вторая Елизарова.

Ещё не легче. Уж отмучиться бы первой. Хотя самое страшное будет потом, когда придётся стоять на сцене вместе с Луизкой и смотреть на оценки жюри.

— Расслабься, я всё равно выиграю, — бросила ей через плечо Луизка, проходя мимо, к самой кулисе.

Тоня не ответила, только вопрошающе уставилась на соперницу, ожидая продолжения, и оно тут же последовало:

— Мне Алексей Палыч уже всё сказал. У тебя будет одна четвёрка, у меня все пятёрки. Что вылупилась? Правда веришь, что от пения что-то зависит? Типа если я сфальшивлю, балл ниже поставят? А если ты всё верно споёшь, то выиграешь? Да все оценки давно выставлены и судьям поданы списками. Даже дипломы все заполнены давно. Можешь посмотреть, вон та тётка в розовом целую пачку таскает, они все подписаны.

Тоня молча на неё смотрела и не знала, верить или нет. Надо было бы ответить, да просто её послать, заразу. Или сказать, наконец, что в её платье не на детском конкурсе, а в кабаке надо петь. Но как всегда в таких случаях она не могла произнести ни слова. А Луизка уже выпорхнула на сцену.

Она пела песню из «Шербургских зонтиков», в русском варианте. Хорошая, в общем-то, песня, красивая мелодия. И голос у Луизки неплохой, и пела она чисто. Но при этом так ломалась на сцене, так похабно изображала несчастную любовь, сверкая своим пошлым лифчиком и закатывая глаза со стрелками чуть не до висков, что Тоню передёргивало. Наконец, присев в глубоком реверансе, Луизка ушла со сцены. Настал черёд Тони. Господи, теперь её «Саночки» покажутся ещё более детскими и дурацкими.

Зазвучало вступление, Тоня заставила себя улыбнуться, и на сцену выбежала почти такой же жизнерадостной и пухлощёкой девчушкой, какой пела «Барыню» в детском садике. И коса так же моталась из стороны в сторону, и руки взлетали в танце, и юбка обматывалась вокруг ног, и каблучки притопывали по старым доскам:

— Ах, мамочка, на саночках каталась я не с тем!

Голос у неё был уже не звонкий, зато сочный, мощный. Алексей Палыч говорил, честное меццо. И поставлен от природы. Другим впору завидовать, вот только в эстрадном вокале это скорее помеха, чем преимущество. Поставлен-то он поставлен, но в народной манере. Что бы Тоня ни пела, будь то гимн России или популярная песенка с «Русского радио», всё равно в интонациях прозвучат народные мотивы. Такой голос. Спасибо бабушке, которая всё Тонино детство пела с ней на два голоса, да и сейчас, стоит приехать к ней в деревню, сразу подружек зовёт. А те выпьют по сто граммов самогончику, и начинается концерт по заявкам, где у Тони главная партия.

— Ах, мамочка, зачем?! — вывела Тоня последнюю фразу и лихо притопнула каблучком, так что аж пыль поднялась и закружилась, подсвеченная лучом софита.

На мгновение ей показалось, хлопали громче, чем после Луизкиного вытья. Но потом тётка в розовом попросила обеих девочек выйти для объявления оценок.

— Итак, Луиза Орлова. Уважаемые судьи, ваши оценки! Пять, пять, пять, пять. Все пятёрки!

Тоне хотелось провалиться. Как Луизка и сказала! Значит, правда. И Алексей Палыч заранее всё знал. Зачем, зачем тогда он её отправлял? Зачем она вообще тут? Кому нужен тогда этот конкурс?

Она понятия не имела, кто сидел в жюри. Лица видела, но не узнавала. Вроде бы говорили, директор филармонии тут, один чиновник от культуры, другой — от образования. А четвёртый — какой-то артист из Москвы. Вот тот, что ли, с самого краю? У него был вид совершенно неместный, бабочка дурацкая, не сочетающаяся с очками в роговой оправе. И старый, ему же лет пятьдесят. Или даже шестьдесят. Конечно, Тоня его знать не знала.

— А теперь оценки Тоне Елизаровой, пожалуйста! Пять, четыре, пять, пять. Итак, лауреатом конкурса становится Луиза Орлова! Похлопаем!

И Тоня хлопала вместе со всеми, куда ей деваться? И молча смотрела, как Луизке выносят диплом и какую-то подарочную книжку. А ей вынесли медведя. Игрушечного медведя в смешной шляпе с подсолнухом. Тоня в первую минуту подумала, что детки, разносящие подарки, ошиблись. Ей, вроде бы, не пять лет, плюшевые медведи её давно не интересуют. Но ей вручили медведя, и тётка в розовом уже хотела объявить следующую пару участников, однако не успела. В жюри произошла какая-то заминка, вдруг поднялся тот самый странный дядька в очках и бабочке, взял микрофон.

— Минутку внимания! Я хотел бы сделать одно заявление. Мы тут посовещались с уважаемыми членами жюри и решили, что таких громких аплодисментов, какие собрала вот эта девочка, — он показал на Тоню, — мы сегодня больше не слышали. И я думаю, будет справедливо, если мы вручим ей приз зрительских симпатий. Вы меня поддержите? — Он повернулся к залу.

Зал одобрительно загудел, определённо поддерживая.

— Отлично! — улыбнулся дядька. — Мы заранее не готовились вручать этот приз, поэтому я прошу сейчас выписать Тоне диплом лауреата, а лично от меня ей вот этот букет!

И как в сказке он вдруг откуда-то из-под судейского стола достал роскошный букет роз. Как потом оказалось, подаренный ему, как и всем судьям, в начале конкурса.