чёртовом детстве было. И не только в детстве. А плохое забывается. Точнее, поклонники очень стараются забыть, потому что собственные сказки гораздо ценнее какой-то там реальности.

Был ещё третий вариант — научиться принимать его таким, какой есть. Неидеального, как все люди. По большому счёту, не самого доброго и порядочного. Да, жуткие вещи я сейчас говорю, девчонки услышали, разорвали бы. Особенно Тонечка, вот кто настоящий адвокат дьявола, то есть Всеволода Алексеевича, конечно же. Мы с Сашкой другие, поязвительнее, пожёстче. Чаще говорили то, что думали. Потому и доставалось нам от жизни чаще, наверное. Нурай вообще отдельная история.

Вот вы спрашиваете, почему Сашка почти все годы учёбы провела в одиночестве? Почему не нашла себе подруг по интересам, чтобы вместе ходить на концерты и устраивать засады у его офиса? Ведь были же в Москве ещё поклонницы Туманова, и встретить их на том же концерте не составило бы труда. Знаете, хором можно любить футбольную команду, родную школу или город. А мужчину хором любить нельзя. Это со стороны кажется, что в фан-клубах всеобщая дружба. Ничего подобного, там грызня ещё хлеще, чем в шоу-бизнесе, где крутятся их кумиры. Особенно в молодёжных, где главный приз вполне доступен. Юная звезда наслаждается вниманием со стороны девчонок и пускает к себе в постель то одну, то другую. Я лично видела, как солист одной очень популярной рок-группы после концерта выходит и осматривает девок, выстроившихся у служебной двери за автографом. Пальчиком тыкает: эта, эта и вот та, идёмте со мной. Чтобы на всю ночь хватило. Или на весь коллектив. А девки потом себе вены режут, и те, которых не выбрали, и те, которым «посчастливилось», во вторую или третью смену.

Туманов, конечно, подобного не вытворял, не тот возраст, не то поколение. По крайней мере не с нами. Да, я представляю себе подобную сцену с Сашкой, например. Бог богом, а по морде он бы от неё получил. Но, повторюсь, нет, это не про него. Однако и в нашей среде царила просто поголовная ненависть. Я же вам уже рассказывала, поклонники, появившиеся у Туманова в семидесятые, презирали тех, кто пришёл в перестройку, когда он вдруг начал петь про любовь. Все вместе они уже не понимали нас, поколение девяностых. А мы, со свойственным молодости нигилизмом, считали их сумасшедшими, отставшими от жизни мамонтами. На концерте они кричали ему из зала названия старых хитов, а мы закатывали глаза. Нам хотелось новых песен, из нашего детства. И нас очень злило, что они кичатся годами своего сумасшествия. Мы завидовали им, видевшим своими глазами те концерты, которые мы могли посмотреть только в записи, да и далеко не все плёнки сохранились, и от зависти, наверное, смеялись над ними, нашли, мол, повод для гордости. А потом сами такими же стали, да… Нам только повезло, что мы — последние. За нами уже никого. И над нами посмеяться уже некому.

А Сашка долгое время считала, что она одна такая, молодая, среди бабушек, почти бабушек и сумасшедших тётенек, ходивших на его концерты. И общаться с ними не рвалась. Это позже уже появились Нюрка, Тонечка и я. Но давайте всё же соблюдать хронологию…

* * *

Четвёртый курс превратился для Сашки в череду больниц. В больницах проходили лекции, в больницах велись практические занятия, в больницу, точнее, в ставший уже родным военный госпиталь, она возвращалась после учёбы, чтобы заступить на ночную смену теперь в новом качестве медицинской сестры. В конце третьего курса им предложили сдать дополнительные экзамены и получить сертификат, дающий право работать медсёстрами. Большинство девчонок их группы презрительно сморщили носы — вот ещё, тратить драгоценные дни уже начавшихся каникул на новую зубрёжку и экзамены. Да и ради чего? Они пошли в вуз не за тем, чтобы выполнять обязанности младшего медперсонала. Но Сашке сертификат был нужен позарез, в госпитале ей давно намекали, что готовы видеть старательную девушку не только в качестве уборщицы.

Правда, знающие люди предупреждали, что заработок у санитаров порой выше, чем у медсестёр, так что приходится выбирать, что важнее: деньги или свобода от уток и суден. Медсестре что? Сделал укольчики, разнёс таблетки, проверил капельницы, и сиди себе, чай пей с подаренными шоколадками. Для грязной работы санитары есть. Но Сашка умудрилась найти третий вариант — стала ночной сиделкой в своём родном отделении, в пульмонологии. Первого подопечного, Ивана Афанасьевича, в прошлом подполковника, а в настоящем — милейшего деда, постоянно угощавшего её нанесёнными родственниками фруктами, Сашка запомнила на всю жизнь.

У Ивана Афанасьевича было три дочери и какое-то бесчисленное количество внуков, но никто из них не горел желанием ночевать с полубезумным, по их мнению, стариком. Сашка подозревала, что они его и в госпиталь-то засунули, чтобы дома не возиться с разгулявшейся астмой. Дед был, в общем-то, стабильный, с приступами мог справляться сам — умел пользоваться баллончиком и вполне контролировал своё состояние. Но — днём. А если приступ случался ночью, что чаще всего и происходило, пугался, терялся, забывал про спасительный ингалятор. Родственников это раздражало, они считали, что дед просто требует к себе повышенного внимания. Сашка пыталась объяснить, что ночь, точнее, предрассветные часы, тяжело переносятся всеми больными, а особенно астматиками, и поведение деда вполне объяснимо, но дочка (или внучка, кто их разберёт?) только отмахнулась:

— Вы его не знаете! Привык на службе, что все вокруг него бегают, теперь дома такого же отношения требует. А сам даже до туалета ленится дойти.

Замечание не совсем справедливое. Днём Иван Афанасьевич исправно ковылял по коридору к заветной двери. А вот ночью случались неожиданности. Но это полбеды. Хуже всего было то, что после нескольких приступов дед боялся засыпать. Не помогали даже успокоительные препараты, а сильное снотворное ему не назначали из-за астмы. И всё та же то ли дочка, то ли внучка поинтересовалась у Сашки, не согласится ли она сидеть со стариком по ночам. За деньги, разумеется. Сашка поначалу растерялась, она считала, что контроль за больными и так входит в её обязанности. Но коллеги быстро растолковали ей, в чём разница.

— Ты можешь совмещать с дежурством, — объясняла Людочка, старшая медсестра, с первого дня привечавшая Сашку. — Прошлась по всем и вернулась к нему. И смен побольше бери, чтобы просто так не торчать в больнице. Но учти, придётся и судно выносить.

Напугали! И Сашка согласилась, деньги никогда не лишние, тем более что по всей Москве уже расклеили афиши со знакомой белозубой улыбкой. Всеволод Алексеевич решил