то, что ни черта не радостно, так это ты виновата со своей адовой работой, с которой скоро в зомби превратишься.

Машина на парковке стояла. Сашка удовлетворённо кивнула и хотела уже идти назад, как вдруг увидела странную фигуру. Очень маленькая девушка на очень высоких каблуках неловко двигалась в направлении служебного входа, стараясь не поскользнуться — гололёд сегодня был страшенный, а дорожку тут почему-то никто не расчистил. Видимо, администрация зала не учла, что кто-то из артистов пойдёт от метро пешком. Однако девушка явно шла от станции, причём нагруженная как носильщик — в одной руке чемоданчик, в другой сразу два застёгнутых кофра, а на локте ещё и дамская сумка болтается. Уже на последних метрах до спасительной двери девушка всё-таки оступилась, поскользнулась и шлёпнулась на покрытую ледяной коркой землю. Сашка машинально ринулась ей на помощь.

— Давай руку!

За годы санитарства сил у Сашки прибавилось, она без труда подняла оцепеневшую от ужаса барышню.

— На ноги вставай, ну! Нигде не больно? Лодыжку не подвернула? Ходите на шпильках, а потом вся травма переполнена, — ворчала Сашка с совсем уж профессиональной непосредственностью.

Но девушка не обращала внимания. Она судорожно отряхивала кофры, которые при падении выпустила из рук.

— Господи, он меня убьёт, он меня убьёт, — причитала она. — Если на костюме хоть пятнышко, он меня убьёт.

— Кто? — скорее автоматически поинтересовалась Сашка и застыла от ответа: «Туманов!»

Вот так да, костюмерша Всеволода Алексеевича? Сашка слышала, что у него в коллективе появился новый человек, отвечающий за внешний вид артиста. И представляла она, почему-то, бабушку, колдующую над его рубашками и бегающую за ним с кисточками и расчёсками. Но никак не девицу на высоченных каблуках. К тому же лицо у девушки было смутно знакомым.

А та всё ещё отряхивала кофры, только больше размазывая по ним грязь. Сашка хотела задать ей пару вопросов, но в следующий момент двери служебного входа распахнулись и появился Ренат собственной персоной. Без шапки, в накинутой на плечи куртке и с зажжённой сигаретой. Покурить вышел. Однако сегодня интересные встречи следовали одна за другой, Сашка решила, что пора убираться отсюда. Ей вообще в другие двери. Но Ренат заметил незадачливую костюмершу и бросил сигарету.

— Тоня! Ты какого чёрта тут делаешь? Я тебе десять раз звонил! Тебя Севушка уже обыскался, он там сейчас всех поубивает на хрен! Я вон покурить сбежал, чтоб под руку не попасть. Где его костюм? Ему уже одеваться пора!

— Вот костюм, — дрожащим голосом пробормотала Тоня, демонстрируя кофры. — Я бегу уже, бегу.

— Быстро! А ты кто такая? — Ренат заинтересованно взглянул на Сашку.

— Никто, — буркнула та и собралась уходить.

Ренат ей никогда не нравился, хотя сталкивались они всего однажды, да он наверняка и не помнил, как отпихнул девчонку-малолетку от звёздного тела лет эдак восемь назад в Мытищах. Туманов давал сольный концерт в Доме культуры, а отпев положенные двадцать четыре песни, выскользнул к машине и тут же попал в лапы к местным журналистам. Пришлось коротенько отвечать на их вопросы. Артист явно торопился, нервничал, то ли куда-то опаздывал, то ли мечтал быстрее оказаться вдали от посторонних глаз. Сашка стояла в сторонке с Аделькиным фотоаппаратом и мучилась внутренними противоречиями. Она же поклонница. Единственная, наверное, в Мытищах. Она должна к нему подойти, взять автограф, сфотографироваться вместе с ним. Все поклонницы всех артистов так делают! Это же естественно! Для всех, но только не для неё. Она отчаянно стеснялась даже просто его окликнуть, а он её, конечно, не замечал. И Сашка стояла истуканом, понимая, что ещё пара минут, и Туманов сядет в машину и уедет, а у неё не останется ничего на память об этом вечере. И тогда она решилась — подняла фотоаппарат и несколько раз щёлкнула кнопкой. Пусть у неё не будет совместной фотографии со Всеволодом Алексеевичем, пусть будет просто его снимок. Но она-то запомнит, что сделала этот снимок она лично. К тому же кадр казался удачным: Туманов даже не переоделся после концерта, стоял в мокрой от пота и расстёгнутой на три пуговицы рубашке, волосы, тоже влажные, топорщились во все стороны, глаза выглядели необычно яркими и выразительными за счёт не стёртого грима.

Фотоаппарат на секунду осветил пространство автоматической вспышкой, щёлкнул затвор, а в следующую секунду перед Сашкой возник здоровенный детина, лысый, в потёртых джинсах и мятой футболке.

— Зачем снимаешь? Кто дал разрешение на съёмку?

Он даже попытался выхватить фотоаппарат. Сашка сделала шаг назад, крепче вцепляясь в чужую технику, которую ещё предстояло Адельке вернуть.

— Ну-ка вытаскивай плёнку! Мы же ясно сказали, никаких фото для прессы после концерта!

— Какая пресса? — огрызнулась Сашка. — Для себя снимаю. Руку отпусти!

— Да конечно, для себя! Вытаскивай плёнку!

— Ренат, Ренат, ты что творишь? — Мягкий баритон зазвучал где-то совсем рядом, и Сашка оцепенела, словно кролик перед удавом. — Отпусти девушку. Она не журналистка, я видел её на первом ряду.

Всеволод Алексеевич говорил тихо и устало, будто через силу. Похоже, выступление совсем лишило его энергии.

— Поехали, нас ещё в администрации ждут.

На Сашку он не смотрел, но Ренат тут же отпустил её руку, послушно засеменил за шефом в машину. Спустя минуту они уехали, а Сашка осталась, с плёнкой, которую потом так и не напечатала. С осознанием: Туманов не только видит зрителей первого ряда, и даже запоминает, но и вступился за неё. Что сразу подняло Всеволода Алексеевича, и так стоявшего в её рейтинге выше простых смертных, на уровень личного бога.

Давно это было, в другой жизни. А неприязнь к Ренату осталась. Хотя умом Сашка понимала, что директор он неплохой, раз столько лет держится при Туманове, и Всеволод Алексеевич им доволен. Но поделать с собой ничего не могла. Не нравился ей этот лысый антрепренёр с лицом мордоворота из девяностых.

Так что сейчас она поспешила скрыться, но Ренат вдруг её окликнул.

— Девушка, подождите. Один вопрос. Вы прилично одеты?

Феноменальное хамство. Вопрос очень напомнил Филиппа Аркадьевича, их преподавателя по патанатомии. Тот провоцировал абсолютно всех девушек на курсе, задавая им шокирующие вопросы и отпуская сомнительные замечания. Одну Сашкину приятельницу, возвращающуюся из столовой с леденцом на палочке, он, не моргнув глазом, спросил: «Тренируетесь, Чепурнова?» Другой, замявшейся с ответом на коллоквиуме, сообщил: «Будете стесняться, никогда замуж не выйдете». А к кому-то из парней на экзамене обратился: «Ну идите уже отвечать, хватит яйца высиживать, вы же не страус». Самое интересное, что его шутки, довольно двусмысленные, не касались только Сашки. Он уважительно и в то же время