Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мать спокойно отвечала ему, заставляя одуматься и успокоиться. Но это слабо удавалось.
Вскоре я услышал тяжелые шаги, и входная дверь распахнулась с пинка. Отец смотрел на меня молча, и его глаза излучали злость и ненависть. Он ткнул в мою сторону пальцем и взревел:
— Это все ты, гаденыш. Из-за тебя надо мной посмеивается вся деревня, словно я местный клоун, предназначенный веселить их тупые рожи.
Он стукнул себя в грудь, демонстрируя мне свою стать и силу, однако из-за алкоголя он едва удержался на ногах. Мать поддержала его сзади, но он быстро вырвался из ее рук.
— Ты, — он снова указал на меня пальцем, — разрушил все уважение к нашей семье. Свел на нет все благие дела моего прадеда, деда и отца. Теперь над нами разве что дети не смеются. Будто я лично виновен в содеянном тобой. Объясни мне, сынок, как дальше жить с таким ярмом на шее? Как отмыть свою честь перед людьми?
Он смотрел на меня, а я на него. Ответа у меня не было, а посему, я молчал. Облокотившись о деревянные перила, он постарался спуститься вниз по лестнице. Мать помогала сзади, чем ужасно рассердила его.
— Отстань, уйди!
Я видел по ее лицу, как она обеспокоена и напугана. Пытаясь остановить супруга, она ставила себя под удар. Я напрягся. Отложив в сторону спички и поделку, я поднялся со скамьи.
Когда отец спустился с лестницы, то увидел мое каменное выражение лица, как пальцы превратились в кулаки, и мою готовность защищаться.
Все мое внимание было приковано к нему. Именно тогда я понял, что становился мужчиной, что мог постоять за себя сам. И не просто ударить, но и повалить, и затоптать. Боже мой, да я просто чувствовал в себе эту невероятную силу, способную убить, пусть даже собственного отца, стоило ему только приблизиться ко мне.
Он стоял напротив меня и тупо смотрел в глаза. Неуверенность и недоверие читались в его взгляде. Кажется, он до сих пор не понял, что его заморыш-сын вырос. Что способен дать сдачи, если потребуется.
— Кажется, у тебя есть, что мне сказать, гаденыш?
Я не собирался вступать с ним в перепалку, а потому и молчал. Мне было плевать, что он пьяный, что еле стоит на ногах. Я ему не спущу.
Он приблизился ко мне на один шаг. Расстегнул рубашку на груди, закатал рукава и, сжав кулаки, дал знак о начале боя.
— Давай, нападай! Докажи, что мужик, а не подстилка.
Я посмотрел на перепуганную мать за его спиной. Она мотнула головой, чтобы я не обращал внимания на слова пьяного отца. Но сейчас я сам жаждал этого боя. Первого боя за всю свою короткую жизнь.
Тогда я лишь думал о том, что заставлю молчать не только отца, но и всю округу. Чтобы, наконец, отстали от меня и поняли, что я никакой не альфонс и не подстилка. Я взрослый человек и знаю, кем именно являюсь.
Отец снова приблизился на шаг. Теперь он молча прикидывал, с чего начать эту битву. Как ударить, чтобы вырубить меня и проучить. Это было смешно, ведь я видел, как он прицеливается.
В отличие от него я четко знал, куда бить. Поэтому, когда он наконец замахнулся, я схватил его руку и вывернул в локте. Он закричал от резкой боли.
Одним движением я поставил его на колени и заставил посмотреть мне в глаза. Я держал его и смотрел на изумленное лицо.
— Не ожидал такого? Я ведь всего лишь защищался, отец.
Его губы затряслись от злости и унижения. Глаза едва не вылезли из орбит, когда он начал мне угрожать.
— Ты пожалеешь об этом, гаденыш, еще как пожалеешь. Я не спущу и не забуду.
— Тебе бы стоило понять, что я давно уже не тот перепуганный мальчишка, которого ты избивал безжалостно. Перед тобой взрослый человек, который отныне не даст себя в обиду. Если хочешь, отпущу тебя, и мы оба сделаем вид, что ничего не было.
Подумав немного, он попытался все-таки ударить меня, но у него ничего не вышло. Тогда он закивал головой, и я оттолкнул его от себя. Он упал на землю и потер больное место.
На крыльцо вышла сестра. Она переглянулась с матерью, и они вместе подошли к отцу, чтобы помочь подняться.
Он оттолкнул их протянутые руки и зашипел на меня:
— Вырастил на свою голову ублюдка. Теперь посмотри на него, распускает на родного отца руки. Надо было еще тогда сдать его в детский дом, но никто не послушал меня. Но ничего, я все быстро исправлю.
Он бегом побежал к сараю и скрылся за дверью. Мать смотрела на меня ошарашенно, не зная, что делать, кого спасать.
— Что же это происходит у нас в доме? Неужто мы друг друга поубиваем, сын?
Я молчал. В ожидании отца я отошел от стола и направился к калитке. Ведь должны быть отступные дороги, в случае чего.
Но отступать и прятаться я не собирался. Наоборот, ждал продолжения, желая завершить начатый скандал.
Когда отец вернулся, то все заметили в его руке топор. Он вертел им, демонстрируя свою ловкость и силу. Медленно приближаясь ко мне, он чуял настоящую драку с кровью.
Мать с сестрой принялись его успокаивать, но он отмахнулся от них, как от мух.
Даже не знаю, о чем я думал в тот момент. Наверное, ни о чем. Так же, как и он, ждал борьбы до первой крови.
Расстегнув верхнюю пуговицу и засучив рукава, я следил за его движениями, демонстрируя спокойствие и уверенность в себе.
— Ну что, сынок, не боишься умереть? Особо больно не будет, сразу башку отрублю и все. Земелькой потом в огороде прикопаю, и никто не найдет, да и искать не будет. Никому ты не нужен.
Мать вцепилась в локоть отцу. Не пуская двинуться вперед, сжимала в руках. Но отец оказался сильнее. Он словно протрезвел.
Отшвырнув ее от себя к крыльцу, грозно взглянул на дочь, чтобы тоже не смела. Повернулся и пошел на меня. Игры закончились, началась война.
Не успел он приблизиться, как мать, схватив полено, бросилась к нему. Я лишь увернулся от удара топора, как в этот момент мать огрела отца по затылку.
Он как стоял, так и упал на землю.
— Неужели я его убила?
— Нет, живой, — ответил я, толкая его ногой, — слышишь, как храпит? До утра не проснется.
Мы вместе отнесли его в дом, уложили на диван и вышли на крыльцо. Сестра осталась с отцом, бледная вся. Боялась, что помрет.
Мать всю трясло. У нее начиналась истерика. Слезы медленно стекали по щекам, губы дрожали.
Я подошел к ней и крепко обнял. Тут она не выдержала и дала волю слезам.
— Сынок, он ведь едва не заколол тебя топором у меня на глазах. Если бы ему это удалось, я клянусь, порешила бы его.
— Тише, все обошлось, я жив и здоров. На теле ни царапины.
— И все же, в моей семье только что чуть не произошла трагедия. Спрашивается, как дальше нам вместе жить? Ведь ты уже и так в сарае живешь, куда хуже-то? Но нет ведь, ему и этого мало, захотел убить.