– Никто.

Я выпрямилась и навострила уши. Невероятно, но папа говорил по телефону.

– Я не хочу обсуждать цену. – Его голос становился всё более напряжённым. – Нет.

Последовала пауза, а затем он снова заговорил, голос был резкий, как бритва:

– В подвале. Думаешь, я тупой?

Я не знала, идти мне вперёд или назад. Но прежде чем я смогла принять решение, папа с грохотом положил трубку и вышел на крыльцо, его глаза горели огнём, а руки были сжаты в кулаки.

– Как много ты успела услышать?

Я открыла рот, а потом закрыла.

– Неважно. Пошли работать дальше.

Я последовала за ним, не чувствуя ног. Мама была в курятнике, проходя мимо, я заметила у нее в руках камертон и свежую солому. Она полностью вычищала курятник – худшая работа в жизни. Курицы орали и хлопали крыльями, размахивая так, что засохший помёт и пыль от сена летели во все стороны. Ей придётся вытаскивать не только сухое, но и мокрое сено и, хуже всего, чистить под поилкой и вокруг кормушки, где курицы гадят и едят. Там пахнет темперной краской и куда грязнее. Обычно это мы с Сефи там всё чистили. Мама, должно быть, делала это из-за моей руки.

Я склонила голову.

Папа не обратил внимания на маму, когда мы прошли мимо, и не разговаривал за работой. Я чувствовала себя невидимой для него, и это было лучше всего. Я думала о спальне Линн. У неё был замок, и там она была в безопасности. Она спала на своем матрасе, а не под ним или в шкафу.

Я тоже так хотела.

Но с папой было опасно разговаривать в таком настроении. Он носил свою злобу, как ножи, и вам бы не захотелось, чтобы он обратил их на вас. Но у него была «слепая зона»: когда он только начинал пить и сбрасывал эту броню. Это было такое маленькое окошко, где-то на полчаса, когда он забывал обо всём, чего был лишён. Он говорил о наших путешествиях или о том, что он бессмертен, потому что у него есть я и Сефи и он любит нас. Я могла его рассмешить в эти минуты. Вокруг глаз появлялись морщинки, а рот открывался так широко, что я могла видеть дырки, где раньше были зубы, которые ему вырвали в старших классах, потому что его мама не могла оплатить импланты. Я раздувалась от гордости, когда заставляла его улыбаться.

Сейчас был совсем другой момент, но ведь та его часть должна жить где-то внутри него постоянно. В любом случае, неважно, получится у меня или нет достучаться до этой части. Я уже приняла решение. Я потребую такой же безопасности, как и Линн, независимо от настроения отца. Я расправила плечи и прочистила горло.

– Я хочу замок в свою спальню.

Папа ухмыльнулся, но вместо ответа сперва вонзил топор в дерево. Оттуда сочился запах сосны, такой одинокой в ряду лиственных пород.

– Если я захочу попасть к тебе в комнату, то просто сломаю его.

Я провалилась в собственную одежду, съежившись.

– Это моя комната.

Он снова взмахнул топором, рассекая дерево. Папа отодвигал эти заросли, образуя тропинки, прокладывая линии видимости, обрубая низкие ветви, которые плакали смолой и древесным соком. Он убирал из нашего леса все эти дикие джунгли, по одному дереву за раз, и устанавливал растяжки, по которым было видно, пробирался ли сюда кто-то. Он шагал по этому миру, полностью забаррикадировавшись внутри себя, и все мы были его врагами. Я, мама, Сефи, ежевика и кустарник.

Топор поднимался и падал, поднимался и падал, сминая листья и яркую землистую мякоть, мокрая древесина сопротивлялась, но затем наконец уступала его безжалостному напору.

Я никогда снова не заговаривала о замке.

Мне пришло в голову встретиться с Фрэнком, когда мы с родителями устроили себе обеденный перерыв под липой, и стоило этой мысли возникнуть, я сразу почувствовала, что так и стоит сделать. Нам нужно было выяснить, что происходит с мальчиками из Впадины. Никто не должен всё время жить в страхе, даже парни не с той стороны дороги. Я с жадностью проглотила свою еду и ушла в туалет. Мама с папой скоро закончат есть, но если я сразу же позвоню Фрэнку, то смогу узнать, свободен ли он, до того, как папа пойдет в дом.

Я забежала в свою комнату, чтобы взять номер Фрэнка, и бросилась вниз по лестнице, перепрыгнув внизу сразу через три ступеньки. Сняв телефонную трубку, я набрала четыре цифры. Отсюда мне был хорошо виден папа. Он наклонился, чтобы поцеловать маму, держа в одной руке всю грязную посуду. Со мной он был весь такой раздражительный, но зато хотя бы с ней нежничает.

– Алло?

– Привет, Фрэнк! Это Кэсси. Не хочешь сегодня погонять на великах?

– Не могу. У меня дела по дому.

– А завтра?

Папа перестал целовать маму и вальяжно зашагал к дому.

Фрэнк отвечал слишком долго.

– Мои родители не хотят, чтобы я поздно гулял, – наконец проговорил он.

Сетчатая дверь скрипнула. Папа шагнул на веранду.

– Мы поздно и не будем, встретимся днём.

– Может быть…

Ещё четыре секунды, и папа будет стоять на кухне, свирепо глядя на меня, спрашивая, с кем это я разговариваю, и не разрешит мне никуда пойти, как только узнает, что это мальчик.

– Отлично! Я зайду завтра, и мы сможем обсудить детали.

Я швырнула трубку на рычаг как раз в тот момент, когда появился папа.

– Кто это был?

– Мистер Коннелли попросил меня помочь продать попкорн для поездки оркестра, – соврала я. – Можно мне завтра к нему поехать?

Он изучал моё лицо, шмыгая носом.

– Если только сделаешь все свои дела.

– Я специально пораньше встану. Спасибо, пап! – Я проскользнула мимо него до того, как он успел бы передумать. – Пойду дальше работать. Встретимся у тропинки.

– Стой.

Моя кожа покрылась мурашками. Я повернулась к нему лицом. Папа смотрел на меня слишком твёрдым взглядом.

– Мы сегодня уже достаточно поработали.

Я молча стояла, словно под прицелом.

– Вымой всю посуду. Мы с твоей мамой поедем в алкогольный магазин. И заберём твою сестру по дороге назад. – С виду в его словах не было ничего такого, но за ними ревел монстр.

Я кивнула. Должно быть, что-то произошло на вечеринке, и это было ещё хуже, чем обычно. Папа схватил свою рубашку и ключи от фургона. Он вышел обратно на солнцепёк и взял маму за руку. И только когда фургон выехал с подъездной дорожки, меня перестало бросать в дрожь.

И только потом я поняла, что в моём распоряжении был целый дом! Такое очень редко случалось. Я быстренько помыла посуду, гадая, хватит ли мне времени выпить холодного чая и почитать «Цветы на чердаке», которую я наконец-то дождалась в библиотеке.