– Я удивлен, что ты до сих пор жива! – с неподдельным чувством воскликнул Дейл. – Рейф ждал тебя в деревне, помнишь? Ждал, когда твоя машина врежется в сарай Куперов. Ты родилась в рубашке, Лайл. Только представь себе, какое разочарование он испытал, когда тебя не оказалось внутри! Это означало, что ему придется пробовать снова и снова – ведь на кону стоит Тэнфилд. Должно быть, мысль о преступлении не выходила у него из головы, а тут случайно подвернулась Сисси, со спины вылитая ты. Удача сама шла в руки, другого шанса могло не представиться! Вот откуда эти отпечатки – Рейф схватил бедную девушку за плечи и столкнул вниз. И снова судьба восстала против него. До сих пор удача была на твоей стороне, но на нее нельзя полагаться, когда-нибудь она изменит. Поэтому я решился открыть тебе правду. Теперь мне придется прогнать его. А пока прошу тебя, будь осторожнее: не оставайся с Рейфом наедине, не садись в его машину. Не отходи ни на шаг от нас с Алисией. До похорон я не хотел ничего говорить – к чему нам лишние сплетни? Но сегодня я получил доказательство его вины.

– Доказательство? – с трудом выговорила Лайл.

Дейл вытащил из кармана какую-то блестящую вещицу. Лайл вспомнила, как что-то блеснуло в руке Алисии. Теперь вещица лежала в ладони у Дейла.

– Узнаешь?

Портсигар с его именем на крышке Лайл подарила Рейфу в день рождения.

– Когда ты видела его в последний раз? – спросил Дейл.

Лайл недолго сомневалась в ответе. Они сидят на террасе, портсигар Рейфа валяется на подушке свободного кресла, подходит Уильям и докладывает, что пришла Сисси Коул…

– В среду, перед приходом Сисси.

Дейл кивнул.

– Больше ты его не видела?

– Нет.

– И никто не видел. Теперь он пользуется старым портсигаром. А хочешь знать почему?

Лайл слегка пошевелилась, выражая согласие.

Дейл швырнул портсигар в угол кровати.

– Потому что этот валялся на обрыве – на том месте, где Рейф столкнул в пропасть Сисси. Он выронил его, Алисия подняла. Сегодня утром она искала там брошь – бесполезная затея, она даже не помнит, где ее обронила, – а нашла портсигар. Он завалился в трещину на краю обрыва, поэтому полицейские его не заметили.

Дейл сунул портсигар в карман.

– Должно быть, сейчас он гадает, где его обронил. Теперь Рейф в моей власти, он не станет сопротивляться. Я сам оплачу ему билет до Австралии.

Привычным жестом Лайл прижала ладонь к щеке.

– А как же Пелл? Дейл, ты не позволишь его…

Муж встал с кровати, подошел к ней и положил руки ей на плечи.

– Мы не допустим, чтобы Пелла повесили, – сказал Дейл, наклонился и крепко ее поцеловал.

Лайл казалось, что этот день не кончится никогда. Слепящее солнце, напряжение и страх, оцепенение, заглушившее боль, – этому не было ни конца ни краю, словно чудовищной пародии на вечность.

Когда Рейф спросил, не хочет ли она прокатиться, Дейл ответил за нее:

– Лайл очень устала.

Сквозь ледяную броню пробилось острое жало боли. Лайл не понимала, что с ней. Рейф приглашал ее прокатиться, в голосе было столько участия, а Дейл из страха за ее жизнь отказал ему, отказал за нее, не дав ей возможности опомниться и ответить самой. А ведь они так часто гуляли вместе – до того как привычный мир обернулся кошмаром. Дейл боялся за нее, но в сердце Лайл не было страха. Она утратила способность ощущать страх. Сил сражаться не осталось; она позволила Дейлу говорить за нее и просто молча сидела, дожидаясь конца обеда.

А тот все тянулся и тянулся.

Когда Лайл поднялась к себе, чтобы переодеться, Дейл пошел за ней.

– Бедняжка, ты едва стоишь на ногах! Давай удерем от всех и проведем время вдвоем, только ты и я. Я люблю своих родственников, но иногда мне хочется уединиться с собственной женой.

На губах мужа играла улыбка, которая, как думала когда-то Лайл, предназначалась ей одной. Лайл никогда не могла перед ней устоять, а сегодня еще и слишком устала, чтобы сопротивляться. Глаза закрывались. Она покачнулась, Дейл подхватил ее.

– Знаешь, что я придумал? Ночью я хочу полетать. Скажу им, что еду на аэродром, а тебе при всех велю отправляться в постель. Скажем, в половине десятого, слишком рано для ночных полетов, на аэродром я отправлюсь не раньше одиннадцати. Давай встретимся на пляже.

Ресницы Лайл коснулись щек.

– Я очень устала, Дейл, – пробормотала она еле слышно.

– Я знаю, дорогая, но там так прохладно и пустынно – и никого вокруг, только мы с тобой! О, Лайл, соглашайся! После прогулки ты будешь спать как убитая.

– Хорошо, – подчинилась Лайл, не в силах сопротивляться, и выскользнула из его объятий. Дейл не стал ее удерживать.

Когда он заговорил снова, в голосе звучало почти мальчишеское оживление:

– Выйдем из дома порознь. Видишь ли, Алисия… – Дейл хохотнул. – Нет, я люблю ее и все такое, но порой она лезет не в свое дело. Я оставлю машину за боковыми воротами, срежу дорогу через парк, а ты жди меня у стены над морем. – Он снова рассмеялся. – Чего только не придумаешь, чтобы ненадолго уединиться с законной женой! Надевай халат и пляжные туфли, мы спустимся к морю, там начинается прилив. И будь начеку – иначе все семейство увяжется нам вслед.

– Хорошо, – кивнула Лайл, радуясь, что Дейлу хватает ее односложных ответов.

Муж поцеловал ее в макушку и вышел. Лайл слышала, как он ходит по комнате, весело насвистывая.

После ужина Лайл снова поднялась наверх, сняла шелковые чулки и платье, натянула старый халатик и пляжные туфли. Ей показалось, что Дейл ходит в соседней комнате, открывает и закрывает дверцы шкафа. На сей раз он не свистел.

Лайл присела на край кровати. Согласно плану Дейла, он должен был выйти первым. Переодевание заняло у него немало времени. Наконец дверь в коридор хлопнула, но Дейл тут же вернулся, заглянул в ее комнату и с улыбкой заговорщика приложил палец к губам.

Выждав десять минут, Лайл последовала за ним. Никто не видел, как она вышла из дома.

Именно об этом с ходу спросил ее Дейл:

– Тебя кто-нибудь видел?

– Никто.

– И меня.

Дейл захохотал, немного задыхаясь от бега.

– Мы отличные конспираторы! Спускаемся вниз. Вечер чудо как хорош!

Солнце село полчаса назад, но небо еще пламенело. Гиацинтовая синева в зените постепенно сменялась бирюзой и зеленью. Зелень переходила в лимонную желтизну, желтизна выцветала, оставляя яркую оранжевую полосу. На горизонте вставала луна, тонкий серп наливался на глазах, по мере того как темнело небо.