И страх ушел.

Спустя некоторое время Лайл, собрав последние силы, закричала. Дейл не вернется, сейчас он спешит на аэродром, как и было задумано. Скоро его самолет с ревом взмоет в небо. Наверняка ему захочется пролететь над этим каменным колодцем, убедиться, что он затоплен.

Дейл наслаждался своей безнаказанностью. «Давай ускользнем от них и проведем время вдвоем, только ты и я». Она никому ничего не сказала, никто не видел, как она уходила.

Лайл кричала – громко, отчаянно, из последних сил.

Рейф Джернинхем спустился по ступенькам со стены. Последние полчаса, тянувшиеся целую вечность, заставили его отступить от правил, установленных им самим, – правил, которые он ни разу не нарушил.

Напрасно Лайл думала, что ускользнула незамеченной. Убитый горем Рейф наблюдал из-за деревьев, как она спускалась к морю. Еще недавно он без промедлений последовал бы за ней, но в тот день что-то произошло между ними, неотвратимое, как удар молнии. С тех пор как он отвез ее в Ледлингтон, они не перемолвились и парой слов. За ленчем и на похоронах он едва сдерживался, не в силах выносить ее смертельную бледность, ее остановившийся взгляд. Он так долго играл роль, что маска приросла к лицу.

Он спустился к ужину – и его встретила незнакомка. Лайл смотрела мимо него, вздрагивая всякий раз, когда он к ней приближался. Все, чем он дорожил, исчезло внезапно, безвозвратно, без объяснений.

В этих строках была горькая правда. Рейф принял разрыв, он привык молча сносить боль, но последняя капля переполнила чашу. Разъедающие душу подозрения, которые терзали его много дней, иногда казались Рейфу лишь миазмами его ревности. И тогда внутренний голос беспощадно твердил: «Ты влюблен в жену Дейла – значит, Дейл убийца. Ты страдаешь от неразделенной любви – значит, он убийца. Лайл для тебя – солнце, луна и звезды и так же недоступна, значит, Дейл – убийца».

На смену горьким мыслям приходили доводы рассудка. Смерть Лидии. Лайл, едва не утонувшая, едва не разбившаяся. Мертвая девушка среди острых камней – в жакете, который подарила ей Лайл. Бедолага Пелл, его лицо на суде. Жакет Лайл. Дейл, не сводящий с нее влюбленного взгляда, словно и для него она солнце, луна и звезды. Дейл, который был для него самым близким человеком на свете. Пока не появилась Лайл.

Отчуждение. Между ним и Дейлом. Между ним и Лайл.

Слепой, соленый, темный океан…

Рейф смотрел, как Лайл с непокрытой головой спешит к морю в вечерних сумерках. Он не должен идти за ней, иначе стена, возведенная им самим, рухнет.

И он позволил ей уйти, развернулся и быстро зашагал в другую сторону.

Лишь полчаса спустя Рейфа начали мучить подозрения. За ужином на Лайл было черное кружевное платье, к морю она шла в купальном халатике и пляжных туфлях. Она не стала бы переодеваться, чтобы просто посидеть у стены, как бывало нередко. Лайл никогда не любила одинокие ночные прогулки у моря. Внезапно все смутные подозрения, страхи, сомнения и подавленные желания слились в уверенность: Лайл ушла к морю не одна. Единственным, с кем она могла уйти, был Дейл. Дейл, который убеждал их, что отправляется на аэродром.

Рейф бросился в дом.

На террасе сидела Алисия.

– Где Лайл?

– Ушла к себе.

Ему потребовалось пять минут, чтобы проверить комнату Лайл, на ходу натянуть пляжные туфли, схватить фонарь и вылететь из дома.

У стены над морем Рейф остановился, прислушался и крикнул:

– Лайл! Лайл! Лайл!

Ни звука, ни шороха в ответ.

Он сбежал по ступеням и включил фонарь. Небо едва светилось. Море, берег и небо еще не слились в одно, но совсем скоро невидимый сумеречный прилив соединится с морским приливом, стирая границы.

Рейф медлил в нерешительности. Ничто не подсказывало направления поисков. Но страх, приведший его сюда, страх, заставивший спину покрываться холодным потом, твердил: искать Лайл следует у Овечьих скал, в самой дикой и опасной части пляжа, самой подходящей для преступных замыслов. В одиночку Лайл ни за что бы туда не пошла, но если она была не одна, если ее завлекли обманом, то где ее искать, как не там?

Рейф шел по пляжу, светя фонариком по сторонам. Сюда редко кто заходил. Но кто бы ни прошел тут недавно, прилив смыл все следы. Вода уже почти добралась до скал. Внезапно ярдах в десяти свет фонаря выхватил легкие следы Лайл и крупные четкие отпечатки Дейла. Рейф следовал за отпечатками еще около десяти ярдов, когда фонарь осветил цепочку следов, ведущую в обратном направлении. Следы терялись в сухом песке. Это означало только одно: ушли двое, вернулся один. Пройдет несколько часов, и отлив уничтожит улики, а песок снова станет девственно-чистым. Но судьба не подарила Дейлу этих часов.

Внезапно Рейф успокоился. Теперь он отыщет Лайл во что бы то ни стало, живую или мертвую, хотя разум подсказывал, что Дейл добился своего. В ту секунду, когда Рейф увидел одинокую цепочку следов, он словно утратил чувствительность, и теперь мог спокойно рассуждать о смерти Лайл. Телесные страдания отступили, осталась только способность рассуждать – здраво, холодно, не отвлекаясь на эмоции.

Он пошел по следам к песчаной косе, сбегавшей к морю и скалам. Прилив смывал отпечатки под ногами. Рейф сунул фонарик в карман и побрел по воде. Вода прибывала: по колено, по грудь. Наконец он выбрался на гребень: здесь вода доходила ему лишь до щиколотки. Он зашагал вдоль гребня, дошел до вершины, повернул назад – и тут различил слабый крик; в другое время звук слился бы с миллионами других звуков, которые человеческое ухо не способно воспринять, но в состоянии напряженного ожидания Рейф услышал его. Сердце подпрыгнуло в груди. Он развернулся на звук, снова вошел в воду и медленно двинулся вперед, подошвами нащупывая дно. В самом глубоком месте он снова услышал крик, но тут под ногами захрустела галька, и через секунду Рейф уже шагал вверх по пологому склону.

Выбравшись из воды, он позвал:

– Лайл, где ты?

Слова отскакивали от скал, возвращаясь к нему прерывистым эхом, но теперь с эхом смешалось его имя.

– Рейф!

Лайл кричала не переставая. Что-то в ней не желало сдаваться, что-то твердило: «Если мне и суждено утонуть, то не потому, что я сдалась». Сдаться означало не только умереть, но и позволить тьме, одиночеству и предательству одержать верх. Она будет бороться до самого конца, она не уступит.

Голос Рейфа придал ей силы. Наверху, словно молния во время летней грозы, мелькнул его фонарь, но это был не краткий неверный проблеск, а настоящий живой свет.