Больше мы не общались.

Ни в этот день, ни во вторник, ни в среду.

Первое время, пока мы катались на волнах, я пытался завести разговор, но безуспешно. По возвращении домой Лея доставала из холодильника яблоко, убирала в рюкзак и уезжала в школу на велосипеде.

Меня разрывало между желанием попросить объяснений и забить, потому что впервые за долгое время Лея казалась очень целостной, очень живой. Я знаю почему, но оставшееся время она занималась своими делами.

Она делала уроки днем — иногда рядом со мной за письменным столом, иногда на полу в гостиной или в кровати. Затем убивала время в наушниках или немного рисовала. В основном для себя в тетрадке, которую часто носила под мышкой — как будто прятала от меня ее содержимое.

И это мне отравляло жизнь.

Меня бесило, что Лея не делилась со мной своей магией, эмоциями, секретами, обитающими в ее голове. Я знал, что это не мое дело, но не мог справиться с обидой. Я эгоистично хотел, чтобы все было как раньше, и в глубине души знал, что это невозможно: Лея каждый месяц сбрасывала кожу у меня на глазах. Она росла и выбирала собственные пути.

В пятницу меня накрыло, и я не мог даже сконцентрироваться на книге, которую читал. Сверчки стрекотали в ночи. Лея показалась на террасе — в очень простом светло-голубом платье, которое подчеркивало каждый изгиб ее тела. На ней были цветные сандалии, сочетавшиеся с сережками. Губы немного подкрашены, и черные тени на глазах. Мне кажется, я никогда не видел ее такой, такой… другой, такой… женственной. Или раньше не обращал внимания. И будь проклят тот час, когда я начал это делать, потому что в ней что-то притягивало. Тайна. Эмоциональность. Непредсказуемость. Просто-напросто она сама.

— Я договорилась с Блэр. Вечером не приду.

— Эй, полегче. — Я встал, и Лея обернулась. — Почему ты не сказала раньше? Не подумала, что мне тоже хочется немного потусоваться?

— А кто тебе мешает? — возразила она.

— Я думал, что ты будешь тут, к примеру.

— Если я правильно помню, на прошлой неделе ты не делал из этого проблемы.

— Лея, — я взял ее под локоть, и она посмотрела на меня в упор, — не испытывай меня. Ты живешь под моей крышей, поэтому, прежде чем сделать что-то, должна посоветоваться со мной. Тебя кто-то заберет?

— Нет, я пешком.

— Даже не думай.

— Я хочу прогуляться.

— Не может быть и речи. Я тебя подвезу.

Я увидел, как она прикусила губу, пока я ходил за ключами от машины. Мне плевать, что я причинил ей боль, что обращаюсь с ней как с ребенком, потому что, в конце концов, она и есть ребенок. Девятнадцати лет, черт возьми. Я повторял себе это кучу раз, не знаю — в укор ей или чтобы запомнить получше.

Мы не обмолвились ни словом, пока я вез Лею в Байрон-Бей. Я доехал до двухэтажного дома у пляжа и остановился перед ним. Изнутри слышалась музыка, и я не знаю почему, но мне вдруг захотелось нажать на педаль газа и увезти Лею далеко отсюда, туда, где будем только мы вдвоем. Провести эту ночь где угодно, гулять по песку или сидеть на нашей террасе, читать, слушать музыку, разговаривать, танцевать, рисовать или просто молчать, наслаждаясь моментом.

Я покрепче схватился за руль.

— Во сколько тебя забрать?

— Это не обязательно, спасибо.

Я закрыл машину до того, как Лея успела открыть дверь. Она повернулась ко мне, нахмуренная и с вытянутыми в нитку губами. Этот дерзкий ротик…

— Нет никаких проблем, если ты останешься допоздна. Все нормально, развлекайся, наслаждайся. Но скажи мне чертово время. И в это время я буду тут, перед дверью. И надеюсь, что ты тоже. Я ясно выразился?

— Меня не может подвезти никто из друзей?

— Нет, особенно если они не зайдут к нам в гости, я не познакомлюсь с ними и не поболтаю. Они должны знать: я очень разозлюсь, если кому-то из них придет в голову выпить и позволить тебе сесть к нему в машину. И поверь мне, им мало не покажется. Раз уж не хочешь видеть во мне свою официальную няньку, не усложняй все, Лея.

— В три, — сухо сказала она.

— Будет сделано. До встречи. Развлекайся.

Не знаю, услышала ли она меня до того, как хлопнула дверью.

Я немного отъехал и остановился напротив моря. Я мог бы вернуться домой, но оставил сандалии в машине и пошел по тропинке к пляжу, слушая шум волн. Я лег на песок, подложив руки под затылок, и посмотрел на звездное небо.

Я думал о ней. О себе. Обо всем.

В доме было полно народу и гремела музыка. Из гостиной доносились голоса, и это меня пугало. Я остановилась у двери и не могла решить, заходить или нет. Кое-кого из гостей я знала: пересекалась с ними в школе, пока не осталась на второй год.

Я хотела развернуться и побежать за машиной Акселя. Во рту пересохло. Я обещала Блэр прийти на этот праздник, потому что часть меня хотела снова стать нормальной, делать то же, что и раньше, показать, что я прежняя. Но сердце выпрыгивало из груди…

— Лея? Ты тут. Блэр сказала, что ты придешь. — Из гостиной ласково улыбался мне Кевин Джекс.

— Привет… — В горле застрял ком.

— Давай принесу тебе выпить.

— Нет. Лучше не надо. — Меня трясло.

— Даже газировки не хочешь? Без алкоголя.

— Ладно, газировку да, — согласилась я.

Тревожность — это неконтролируемое насекомое, которое жило во мне. Она могла не проявляться неделями. Как сказал психолог, это нормально: от легких приступов страдает множество обычных людей, даже если они не переживали никакой трагедии. Тревожность спала в углу и просыпалась без предупреждения: руки и ноги холодели, язык заплетался.

Я прошла за Кевином до кухни, где валялась груда открытых бутылок и пластиковых стаканчиков. С этим парнем я впервые поцеловалась и спустя несколько лет потеряла девственность. И,