Он целует Элизу.

И эту часть меня я больше прятать не хочу.

Когда в начале марта наступают весенние каникулы, родители решают, что я достаточно насиделась в своей комнате, и отклоняют мои требования избежать семейной туристической поездки в этом году. Салли и Черч находят это забавным: ленивая отшельница Элиза пробирается по дикой местности с рюкзаком, полным припасов, воняя средством от комаров и прочего гнуса.

Не то чтобы я не люблю природу. Просто не вижу смысла пребывания на ней, если у меня столько дел дома.

Родители запрещают брать с собой блокнот, что довело бы меня до белого каления, если бы не строгий самоконтроль. Никогда прежде они не лишали меня блокнота, но не думаю, что папа почувствовал мощную волну истинного удивления и гнева, исходившую от меня, когда велел мне вернуться в комнату и оставить блокнот там.

Однако мама и папа ничего не сказали о телефоне. Либо они думали, что в лесу все равно нет сигнала, либо не догадались, что я его взяла. Я сунула его себе в карман.

Он прожигает в нем дыру, пока мы добираемся до собачьего центра «Счастливые друзья», чтобы оставить там Дэйви, и потом, когда едем по длинной грязной дороге, по обе стороны которой стоит лес. Походное снаряжение погромыхивает в багажнике внедорожника. Салли и Черч, справа и слева от меня, поют что-то попсовое вместе с радио. Мама с папой вежливо их игнорируют. Салли выкрикивает слова правильно, но слегка фальшивит. У Черча же получается очень хорошо.

– Ты должен попробовать петь в хоре, – говорю я, когда песня заканчивается.

Голова и шея Черча становятся красными.

– Нет, – рявкает он. – Хор – это идиотизм.

Я закрываю рот. Хватит с меня попыток пообщаться с братьями.

– О, крошка Черчи поет в хоре, – смеется Салли. – Там ты сможешь тусить с Мейси Гаррисон целыми днями.

– Я думал, ты хотел куда-то пригласить Мейси Гаррисон еще до Рождества. – Папа смотрит на нас в зеркало заднего вида. Глаза у него поблескивают. – Не получилось?

– В жизни не говорил, что приглашу ее куда-нибудь, – скрипит зубами Черч. А затем бросает на меня грозный взгляд. – Спасибо большое. А почему ты не осталась дома со своим бойфрендом?

– Мама с папой ей бы этого не позволили, – продолжает смеяться Салли. – Они думают, что она хочет заняться с ним сексом.

Я превращаюсь в дышащий вулкан.

– О, Элиза, он не прав. – Мама на секунду отрывает глаза от дороги, чтобы взглянуть на меня. – Если вы с Уоллисом решите пойти на такое, то это исключительно ваше дело – вот почему мы сводили тебя к доктору.

– Мама, хватит, – тихо говорю я.

– Быть вместе – это абсолютно здоровое времяпрепровождение для ребят вашего возраста, ну ты знаешь.

– Я удивлен, что вы еще не занимаетесь этим, – встревает папа. – Мы с мамой в одиннадцатом классе впервые…

– ХВАТИТ! – кричим одновременно Салли, Черч и я, зажимая уши ладонями. Мама с папой ошеломлены и прекращают разговор.

Мы едем в молчании еще три минуты, а потом мама опять заводит свое:

– Я просто хочу сказать, что так на свет появились вы трое.

– Господи, – стонет Салли.

Мы припарковываемся на стоянке кемпинга и должны карабкаться вверх по холму еще мили две, чтобы поставить там палатки. Еще в машине я понимаю, что это не будет смахивать на прогулку по парку. Родители и братья взваливают на себя туристическое снаряжение и пружинистым шагом начинают восхождение. Я несу свои вещи – одежду на два дня, еду, спрей от насекомых и солнцезащитный крем – на мне моя старая мешковатая одежка и походные ботинки, которые дала мне мама, поскольку она не хочет, чтобы я подвернула ногу.

Почти сразу, как мы ступаем на туристическую тропу, у меня между лопаток начинает течь пот. Сквозь деревья проглядывает яркое солнце. Сейчас прохладный поздний март, и все равно мне ужасно жарко. Я постоянно отстаю. Кряхчу, пыхчу, вытираю пот с глаз. Спина нещадно болит. Родители уверенно идут вперед, за ними следуют Салли и Черч, чьи голоса распугивают птиц, и те улетают с деревьев. Братья даже не оглядываются проверить, как я там. Не то чтобы это имело какое-то значение – мы идем по знакомой грунтовой тропинке между деревьями к поляне, где разобьем лагерь в лесу. Я ходила в такие походы, когда была младше, но в последние годы умудрялась увиливать от них под предлогом плохого самочувствия. Я снова попыталась сделать это сегодня утром, но папа сказал, что на свежем воздухе я буду чувствовать себя лучше. Я точно знаю, куда они идут и как туда добраться, потому останавливаюсь, сажусь на поваленное дерево и достаю телефон.

Он не очень-то хорошо здесь ловит, но все же работает. Просматриваю сообщения. От Уоллиса ничего нет, но я сказала ему, что на два дня удаляюсь в леса, значит, он ничего не напишет, пока не будет знать, что я могу прочитать его сообщения. Однако есть несколько новых посланий от Эмми и Макса. Открываю окошко чата.