дни его постоянное состояние наблюдателя близко многим людям – даже тем, кто не пристрастился к фильмам или книгам. В конце концов, технологии все больше заполняют собой пространство между нами и миром: мы постоянно проверяем телефон на предмет сообщений или писем вместо того, чтобы обращать внимание на окружающих нас людей.

«Кинозритель» – первый опубликованный роман Перси, но многие годы он писал эссе, вдохновляясь философскими книгами, прочитанными во время лечения от туберкулеза, которым он заразился после окончания медицинской школы. Идеи Кьеркегора и в меньшей степени Камю и Сартра прослеживаются в «Кинозрителе» и таких поздних романах Перси, как «Последний джентльмен» («The Last Gentleman») и «Ланселот». Да и сам Бинкс использует множество философских терминов. Пытаясь объяснить попытки найти себя, он рассуждает о чтении важных книг – таких как «Война и мир» и «Что такое жизнь?» Шрёдингера. И называет это частью «глубокого поиска» с целью понять Вселенную.

Однако читатель постепенно осознает, что возвышенные рассуждения Бинкса на самом деле – еще одно свидетельство его отрешенности от мира и потребности переосмыслить каждый аспект повседневной жизни. После того как тетя просит его присмотреть за дальней родственницей по имени Кейт, у которой суицидальные наклонности, герой прекращает говорить о поисках. Постепенно он влюбляется в ранимую Кейт. Заботясь о ней, он делает шаг за пределы себя – и выходит в большой мир.

Мейсон и Диксон (1997)

Томас Пинчон

Художественный отчет почти на восемьсот страниц о двух исследователях XVIII века может показаться не самым заманчивым чтивом. Но в блестящей книге «Мейсон и Диксон» («Mason & Dixon»), вышедшей в 1997-м, Томас Пинчон развеивает это заблуждение. Автор представил публике самый волнующий и захватывающий из всех своих романов, а также – оригинальный способ поразмышлять об американской истории и ее досадных недоразумениях.

Мейсон и Диксон, конечно, существовали в действительности: эти британские геодезисты наметили линию границы между Пенсильванией и Мэрилендом в дореволюционной Америке – черту, позже известную как линия Мейсона – Диксона, разделяющую Север и Юг. Мейсон, выучившийся на астронома, – меланхоличный человек: задумчивый, одинокий и одержимый тоской по покойной жене. Диксон, наоборот, общительный: любит женщин, выпивку и хорошее времяпрепровождение.

В гротескном переложении Пинчоном истории они становятся такой же запоминающейся парой, как Дон Кихот и Санчо Панса, Том и Гек, Бинг Кросби и Боб Хоуп. А их исследования дикой местности дают автору основу для наполненной событиями авантюрной сказки: своего рода рождественской елки, которую он украшает шутками, песнями, каламбурами, сатирическими водевильными поворотами и извилистыми, как в романе Лоуренса «Жизнь и мнения Тристрама Шенди», отступлениями на самые разные темы – от механической утки до гигантского сыра и движения Венеры по орбите.

Пинчон вводит в рассказ об Америке раннего периода мрачно-комическую метафизику вроде той, что есть в его романе 1966 года «Выкрикивается лот 49». В то же время мир, который он создал здесь, обладает своеобразной камерностью маленького городка, которая напомнит некоторым читателям Запад из книг Ларри Макмертри[52].

Стремление Мейсона и Диксона нанести на карты границы неизведанных земель становится метафорой усилий, предпринятых отцами-основателями для построения новой нации, проникнутой разумными и прогрессивными принципами эпохи Просвещения. Эта нация, преданная демократическим идеалам свободы и равенства, все же осваивает чужие земли, и формируют ее насилие и эксплуатация: резня индейцев, покупка и продажа рабов, покорение плодородной дикой природы и превращение ее в пейзаж из «гостиниц и магазинов, конюшен, игорных домов, театров, парков развлечений… для прогулок? – Нет, для покупок».

В этом романе переплетаются излюбленные темы Пинчона, особенно заметно взаимодействие между порядком и хаосом, судьбой и свободным выбором, паранойей и нигилизмом. Существуют ли заговоры, объясняющие сложность Вселенной, или все это просто случайность? Означают ли странные совпадения, которые множатся в современной жизни, что есть некий скрытый замысел, или это просто отражение нашей навязчивой потребности связывать концы с концами, сочинять рассказы и истории, наносить на карту, так сказать, границы неизведанных земель?

Все характерные черты Пинчона как рассказчика широко представлены здесь – в том числе его склонность к длинному, изобилующему деталями повествованию с довольно пресным финалом, его любовь к пространным отступлениям и диккенсовским именам, его многословность, – но он никогда раньше не создавал персонажей с эмоциональной глубиной Мейсона и Диксона. Фактически этот роман обернулся масштабным размышлением об американской истории и в то же время раскрыл внутренний мир героев – с мечтательно-грустным сочувствием и мудростью.

Жизнь (2010)

Кит Ричардс

Для легионов поклонников «Роллинг Стоунз» Кит Ричардс – не только сердце и душа величайшей рок-н-ролльной группы в мире, но также олицетворение бунтарства: сорвиголова, разбойник, поэт-маргинал, главный зачинщик, истерзанный и потрепанный изгой и самый крутой чувак на планете, названный одновременно победителем в списке рок-звезд, наиболее близких к смерти, и единственной формой жизни (кроме таракана), способной пережить ядерную войну.

В словно пронизанных электротоком мемуарах под названием «Жизнь» Ричардс описывает, как странно быть в роли легенды, своеобразным народным героем-ренегатом для фанатов, а также рассказывает об изнурительных буднях жизни в дороге и магии сочинения и записи новой музыки в студии.

То серьезный, то злой, то милый, то саркастичный и беспощадный, Ричардс пишет с необыкновенной непосредственностью и откровенностью. Он дарит нам неизгладимое впечатление от перемещения во времени к той безумной жизни в дороге с «Роллингами», которую вел на протяжении многих лет до и после Альтамонтского рок-фестиваля. Он обескураживает рассказами о многочисленных случаях, когда был на волосок от смерти и чудом спасался (от полиции, тюремного заключения, героиновой зависимости), и ворохом остроумных описаний друзей и коллег.

Но «Жизнь» – нечто большее, чем откровенные мемуары представителя шоу-бизнеса. Это также высокоточный динамичный портрет эпохи, в которой рок-н-ролл достиг расцвета популярности, взгляд без прикрас из самого сердца водоворота контркультуры на то, как эта музыка прокатилась, подобно цунами, по Британии и Соединенным Штатам.

Это рассказ о поучительной бессонной ночи, проведенной в студии с мастером-ремесленником, раскрывающим алхимические секреты искусства. И это интимная и трогательная история долгого удивительного пути человека на протяжении десятилетий, изложенная без всякого притворства, осторожности или застенчивости, которые обычно свойственны великим художникам, создающим автопортреты.

Ярые фанаты «Роллингов», конечно же, примутся подробно обсуждать, как были написаны такие песни, как «Ruby Tuesday» и «Gimme Shelter», как появились на свет некоторые классические гитарные риффы Ричардса, каким было его совместное творчество с Миком Джаггером. Но книга также поразит непосвященных, считающих, что лишь случайно заинтересовались