в час. Чтобы марсоход благополучно сел в выбранном месте, весь процесс вхождения в атмосферу, снижения и посадки должен был пройти идеально. Процесс включал торможение с помощью ракет, гигантский парашют и реактивную посадочную платформу «Скай Крэйн» с нейлоновыми тросами – чтобы мягко опустить «Кьюриосити» на поверхность Марса и поставить его прямо на колеса.

Адам Штельцнер, инженер, возглавлял команду НАСА, ответственную за посадку. В книге «Правильный вид сумасшествия» («The Right Kind of Crazy: True Story of Teamwork, Leadership, and High-Stakes Innovation») он рассказывает об этом замечательном подвиге, о поразительных технических знаниях и навыках, которыми обладали члены команды. Он пишет о фактических данных, интуиции и круглосуточной работе в проекте, а также о том, как инженеры научились дробить с виду непреодолимые задачи на более мелкие, более простые в решении, чтобы «обмозговать» выход из любой ситуации.

Вдобавок к гонке со временем, обусловленной «небесной механикой» (то есть движениями Земли и Марса), команда Штельцнера столкнулась с необходимостью изобретения системы посадки для схожего размерами с автомобилем марсохода «Кьюриосити», начиненного чувствительным оборудованием и слишком тяжелого для подушек безопасности, используемых в более ранних версиях таких аппаратов.

К счастью, посадка прошла по плану. Вот уже почти восемь лет маленький марсоход усердно работает, передвигаясь по поверхности красной планеты в поисках доказательств того, что на ней когда-то существовала жизнь, и отправляет домой огромное количество данных и фотографий, а иногда и твитов. В первую годовщину благополучной посадки на Марсе в сотнях миллионов миль от Земли одинокий маленький марсоход пропел себе песенку «С днем рождения».

В увлекательной книге «Жизнь пастуха» («The Shepherd’s Life: Modern Dispatches from an Ancient Landscape») Джеймс Ребэнкс рассказывает о маленькой овечьей ферме в Озерном краю Англии, которая принадлежала его семье на протяжении многих поколений. История повествует о сохранении традиций и корней в эпоху перемен и новых веяний, о принадлежности к эпохе быстротечности. Автор описывает сезонные ритмы фермерской жизни: летняя стрижка овец и заготовка сена на зиму; спуск животных с возвышенности осенью; подготовка к ягнению весной. Перечисляет изнурительные бесконечные дела, составляющие жизнь фермера, – починка стен, рубка бревен, перемещение стад между полями, – и передает сокровенное чувство понимания земли, которым наделены его семья и их соседи: «Мы различаем тысячи оттенков зеленого, как инуиты видят различные слои снега».

Вся книга Ребэнкса пронизана любовью к работе («если бы мне оставалось всего несколько дней, – пишет он, – я бы провел один из них, осматривая овец породы Хердвик») и пониманием того, что жизнь его семьи «неразрывно связана с тем, о чем мы все заботимся больше всего на свете. С фермой».

В книге «Не навреди» Генри Марш, один из ведущих британских нейрохирургов, раскрывает необыкновенное интимное, глубоко эмоциональное, а иногда и пугающее видение своего призвания. Он сравнивает профессию нейрохирурга с работой по обезвреживанию бомб – «хотя здесь требуется другая разновидность смелости, поскольку под угрозой жизнь пациента, а не врача».

Автор описывает трепет «погони», когда хирург преследует свою жертву в глубинах мозга пациента, затем кульминацию, когда он ловит аневризму, загоняет ее в ловушку и уничтожает сверкающим пружинным титановым зажимом, спасая жизнь больного. «Не стоит забывать, – продолжает Марш, – что операция проводилась в непосредственной близости от головного мозга, таинственного носителя человеческих чувств и мыслей, загадки природы не менее великой, чем звезды в ночном небе и вся Вселенная вокруг нас. Операция была грациозной, искусной, опасной и исполненной глубочайшего смысла».

В более молодые годы, вспоминает Марш, он испытывал «сильный душевный подъем» после успешной операции. Он чувствовал себя, по его словам, генералом-завоевателем, предотвратившим катастрофу: «Это глубокое, всеобъемлющее ощущение, которое, я подозреваю, мало кто, кроме хирургов, когда-либо испытывал». Но хотя он спас многих пациентов, его по-прежнему преследуют воспоминания о неудачных операциях – надгробиях на «том самом кладбище, которое, как однажды сказал французский хирург Лериш, несет в себе каждый хирург».

Марш пишет о сложном расчете риска, который хирурги должны выполнить, рассматривая шансы на спасение пациента от медленного угасания или постоянной боли против опасности резкого ухудшения здоровья. Автор описывает «страх хирургической сцены» и свою неприязнь к пациентам утром перед операцией, а также то, как эти тревоги сменяются «ожесточенной и радостной концентрацией внимания», как только он оказывается в операционной.

Сколько бы Марш ни твердил об отрешенности, которой должны научиться врачи, эта книга показывает, насколько он заботится о своих пациентах. Многие самые сложные моменты, по его словам, связаны не с операционной, а с беседами до или после операции – разговорами, в которых Марш пытается уравновесить реальность (осознание того, что «их преследует смерть») и потребность больного в надежде – «хрупком лучике света посреди непроглядной тьмы».

Домашний очаг (1980)

Мэрилин Робинсон

Прекрасный дебютный роман Мэрилин Робинсон «Домашний очаг» («Housekeeping») – населенная призраками прошлого история о семейной любви, потере и непостоянстве жизни. Сюжет романа построен вокруг основного конфликта, встречающегося у многих авторов в американской литературе – от Марка Твена до Джека Керуака, Джона Апдайка и Сэма Шепарда, – между принадлежностью семье и безродностью, семейной жизнью и свободой, безопасностью дома и радостным возбуждением от путешествий.

Повествование в книге ведется от лица Рути, которая, подобно Скаут из «Убить пересмешника», вспоминает детство, проведенное в маленьком городке. Рути и ее сестра Люсиль были совсем маленькими, когда мать, Хелен, высадила их у бабушкиного дома, а затем съехала на «Форде» подруги с вершины утеса прямо в одно из отдаленных озер в Айдахо – в то самое, которое много лет назад унесло жизнь ее отца и многих других: локомотив поезда соскользнул с моста, увлекая за собой в воду остальные вагоны с пассажирами.

Пять лет о Рути и Люсиль усердно заботилась бабушка, но после ее смерти их передали родственникам, которые не жаждали воспитывать двух сирот и каким-то образом уговорили таинственную тетю Сильвию вернуться в город Фингербон.

Сильвия, как мы узнаем из книги, годами переезжала из города в город, нигде не задерживаясь надолго, и она явно чудаковатая особа – не любит соблюдать общепринятый распорядок дня или вести домашнее хозяйство, по крайней мере, как это делали благовоспитанные представители среднего класса в 1950-х годах. Сильвия ест крекеры и хлопья вместо полезной еды, оставляет прочитанные газеты валяться по всему дому, любит сидеть в одиночестве в темноте. Сильвия была «как русалка в корабельной каюте», вспоминает Рути. «Она предпочитала, чтобы он утонул в