Скорпионы – существа поразительно терпеливые. Всякая терпеливость, однако, имеет предел. Когда условия обитания приближаются к грани невыносимого, механизм жизнестойкости может разом сломаться.

Любовь скорпионов к жаркому климату – только кажущаяся. На самом деле к сухой атмосфере они приспособлены плохо. Их легкие довольно несовершенны, имеют большую дыхательную поверхность, и чтобы не пересохнуть, скорпионы вынуждены искать укрытия. Именно поэтому они прячутся в норах и под камнями, где влажность воздуха более-менее приемлемая. С этим же связана распространенная и многократно в литературе описанная легенда о «скорпионе в огненном круге».

Если скорпиона поместить в кольцо из горящих углей, он начинает метаться, размахивая хвостом, который все круче перегибается в направлении спины – и, наконец, скорпион сам себя жалит и замертво застывает.

Действительно, что я мог знать о его смерти? Когда я мало что знал и о собственной жизни. Вроде, движешься, копошишься. Но куда? Для чего? Жизнь ползла в лабиринте. Во мне росло ощущение тупика.

Потребительский рынок, например, пестрел изобилием. А вот деньги зарабатывались все трудней. С одной стороны, кончился бум лихих 90-х, с другой – стали закручивать гайки. Лицензирование, налоговая, пожарники, СЭС… Президент объявил борьбу с коррупцией. Лозунг красивый. Поговаривали, что по истечении второго, законного срока, чтобы остаться у власти, он будет баллотироваться на пост премьера. Логично. У него ведь, помимо жены, две взрослые дочери, так что есть кому высасывать на уровне государства.

Что до зарплаты биолога, она по-прежнему балансировала между бедностью и нищетой. Я продолжал втихаря приторговывать скорпионами. Тем и жил. Чтобы развернуться официально, требовались возможности олигарха. А с моей мелочевкой оставалось сидеть в рыночной тени, не высовываясь, чтобы не отобрали последнее, поэтому работал я исключительно частным образом, по старинке – через знакомых старых знакомых старых знакомых.

Да и большинство… Взять хоть Соломоныча. Постаревший завлаб, вместо того чтоб уйти на пенсию, приползал на работу. Иными словами, не хотел протягивать ноги – что вполне вероятно с жалкой профессорской пенсией. Кстати, он так и не бросил возиться с кроссвордами. Как-то раз заглянул к нему: скрещивает «цивилизацию» и «глобализацию».

Что до науки, нашу лабораторию государство фактически бросило. Непредсказуемые воины, следующие своим путем, не нужны в новом веке.

Нет, не все прозябали. Некоторые личности нашего зоопарка выглядели очень даже упитанными и холеными. Их машины украсились гербами да мигалками, а здания офисов перманентно улучшали дизайн. Они назывались «успешными предпринимателями», ибо смогли привлечь государственное финансирование, что, в свою очередь, привлекало иностранных поставщиков. Среди множества болтовни царило слово «откат». Впрочем, все это – слухи.

Правду могли поведать только животные. В их жизни, по сути, мало что изменилось. Хотя, конечно, «успешные» вольеры и павильоны впечатляли новыми формами экспозиций. Опять же, корма. Традиционное для нашего зоопарка питание, поставляемое из ближайшей глубинки, за нерентабельностью было объявлено пережитком, а его заместили современные иностранные смеси. Отныне по шикарным искусственным территориям бродили искусственно откормленные подопечные – но если вдумчиво заглянуть им в глаза… там стояла все та же тоска подневольного зверя.

К лету мною обуяла такая тоска, что я вспомнил о заброшенном хобби. Не ездил туда много лет, и вот потянуло. Как там она, моя яхта? Мое искусство находить смысл в бессмысленном.

Я нашел ее там же, без изменений, в темном углу эллинга, под слоем густой пыли. Даже если на нее кто и поглядывал, то к рукам прибрать, по всей видимости, не решился. Да и кому нужна продырявленная посудина? Чем восстанавливать, проще купить новую. Разбитая требует вложений, которые вряд ли будут оправданы. Но я-то вложил в нее часть души.

Выйдя из эллинга, я столкнулся с Андроном.

Поздоровались. Довольно-таки напряженно. Чувствовалось отчуждение. Столько лет, да и вообще. Я объяснил, зачем появился. Он понимающе покивал, без особого, впрочем, радушия. Неожиданно произнес:

– А тебе привет от Любавы.

Я что-то пролепетал, вроде «спасибо» и чтобы он тоже от меня передал.

– Это уж вряд ли… – Он достал сигаретку, раздумчиво закурил. – Я ведь случайно ее как-то встретил. Да, в одном ночном клубе. Уж не припомню, то ли два? то ли три года назад?.. Она была с компанией каких-то южан. Те с ней не церемонились. С ней и еще с одной шмарой, ее подружкой. Все были пьяными, Любава так просто в сопли. Меня увидела, испугалась, сделала вид, будто и не узнала. Чуть позже мы ненароком столкнулись у туалета. Вблизи она выглядела еще хуже. Жизнь ее потрепала. При мне проглотила таблетку, то ли «Реланиум», то ли «Релаксиум». Покурили, пытались поговорить. Да говорить-то особенно было не о чем.

На этом наша встреча с Андроном закончилась. Он пошел в сторону пристани, а я остался у эллинга. Он так прямо и не сказал, известна ему правда обо мне или нет. Обо мне и Любаве. Любава… Господи, погиб человек…

Я начал потихоньку возиться с яхтой. Если бы я уехал, значит, смутился, и тем признал бы вину. Целый день я отдраивал корпус снаружи и изнутри, осматривал повреждения, прикидывал этапы восстановления. Не только ведь в бабах, черт возьми, заключается жизнь. Чего цепляться за прошлое? Прожитое однажды, прожито навсегда.

С другой стороны, кто отмоет пятно на моей совести? Возможно ли зашпаклевать шрам на сердце? А как насчет пробоины в самом центре души? Нет, нет, прошлое всегда с нами.

В течение дня Андрон ко мне больше не подошел.

Позже мы с ним виделись регулярно. Бывало, и остановимся, поболтаем. Но уже как-то формально и безынтересно, словно шапочные знакомые, чисто из вежливости. Говоря объективно, кроме членства в яхт-клубе, ничего общего между нами давно не осталось. Он теперь ездил на заоблачном «мерсе» новейшей модели, я ж скрипел на все той же, цвета сафари, ржавой «шахе».

За минувшие годы, как я косвенно выяснил, Андрон не женился. Периодически на его яхте мелькали девицы. Всякий раз – новые. В этом был явный успех. Именно явный, успех напоказ, потому что чаще он коротал выходные в компании мужиков-собутыльников. А то и вовсе один. Сядет на рубку яхты, достанет бутылку виски и смотрит на горизонт.

Получалось, на круг – одиночество.

Ну а я?.. Был одинок похлеще Андрона. Его-то неприкаянность обдувала вольными ветрами. Моя же опустошенность застойно и кисло томилась во все той же удушливой атмосфере супружества.

Вот говорят: четыре стены, четыре стены… Вроде, это ужасно – прийти домой, когда не с кем и перекинуться словом. Не знаю. В те редкие дни, когда доводилось побыть одному, я чувствовал эйфорический прилив облегчения. В сущности, я ничего против жены не имел. Но в той же степени, не имел никакой в ней потребности. Наша неразлучность для меня была чем-то искусственным, буквально за хвост притянутым. И самое тягостное – жена продолжала требовать своего.