– Это, конечно, не овсянка, но не хуже. – Диана и себе налила чашку какао. – Ешь, тебе таблетки нужно пить после еды.

Конечно же, уходя, Василиса вручила Диане пузырек с таблетками, предварительно взяв с нее слово, что та обязательно «скормит пилюли принцессе». Глядя на Василису, Диана удивлялась, почему эта веселая открытая девушка взяла шефство над Тиной, и ответа не находила.

«Девочки совершенно разные, – размышляла Диана, глядя, как Тина, изящно держа вилку и нож, ест завтрак. – Из разных социальных слоев, разные по характерам, по воспитанию и образованию, они по-разному мыслят и совершенно по-разному видят мир, но вот прикипели друг к другу, и Тине заметно неуютно без Василисы, а та уходила из дома, только убедившись, что «принцесса будет под присмотром».

– Василиса очень хорошая девушка. – Диана решила завести разговор, который, возможно, даст ей понимание ситуации. – Такая солнечная, светлая девочка.

– Да. – Тина отпила какао и аккуратно поставила чашку в самый центр цветка на скатерти. – Она замечательная, вы совершенно правы.

Как-то незаметно для Дианы Тина расставила приборы на столе строго по линиям на скатерти, словно солдат на смотре. Диана даже не заметила, как ей это удалось, просто в какой-то момент ее собственная чашка оказалась вне этой зоны прямых линий, но тем временем Тина заметно успокоилась.

– Моя дочь работает врачом в больнице, и я позвала ее, чтобы она послушала тебя, мне не нравится твой кашель. Надеюсь, я не нарушила приличий?

– Нет, конечно, нет. – Тина понимала, что Диана иронизирует, и ей было сложно поддерживать разговор. – Меня осматривал врач. В тот день, когда… когда…

– Когда ты обнаружила в своем доме двух убитых граждан. – Диана поставила свою чашку в центр цветка на скатерти, и теперь посуда выстроилась в идеальном порядке. – Но тот доктор был не совсем доктор, он просто оказался единственным доступным медиком на тот момент.

– Я знаю. – Тина сжалась, вспоминая веселого пожилого патологоанатома. – Его убили в морге. Мне очень жаль его. И подполковника Реутова… Тоже очень жаль. Он… он очень хорошо ко мне отнесся. Все они, кто приехал тогда.

Тина думала о том, что эти люди пострадали, потому что некто решил превратить ее жизнь в ад. И пожилой патологоанатом Петрович, который так утешал ее, уже никогда не будет жив, и его семья сейчас безутешна, и мир без него станет хуже, потому что, когда умирает хороший человек, зло радуется.

– Тина, у них у всех такая работа. – Диана тронула руку Тины, и она дернулась, как от удара. – Послушай меня, у полиции рискованная работа, и жены полицейских отлично знают, что в любой момент с их близким человеком может стрястись беда. Это часть их работы, это осознанный риск, и они все об этом знают. Случившееся не твоя вина.

– Если бы не было тех убийств…

– Да, но это же не ты их совершила. – Диана с тревогой смотрела в заострившееся лицо Тины. – Да, кто-то это сделал, но не ты, и твоей вины в гибели Петровича нет, а подполковник Реутов уже идет на поправку, и совсем скоро с ним все будет в порядке. Тина, ты должна перестать так много думать, и хотя я обычно голосую за то, чтобы граждане обязательно пользовались мозгами, в очень редких случаях это не приносит пользы.

В дверь позвонили, и одновременно раздался звонок на сотовый Дианы, и она вскочила, убежала куда-то в поисках сотового… Или открывать дверь? Тина прикинула, что бы она сделала, – да, скорее всего, сначала нашла бы сотовый, потому что человек за дверью уже пришел и никуда не денется.

В кухню вошла стройная девушка в джинсах и синем свитере.

– Наташа, это наша гостья Тина. – Диана уже достала большой термос и контейнеры. – Послушай ее, а я тебе еды упакую.

– Мам, я же домой еду.

– Ну, вот и отлично, вместо того чтобы готовить обед, поешь и ляжешь спать. И Олег поест, когда придет. Вот, эти таблетки она принимала.

Девушка с сомнением взяла в руки пузырек, прочитала этикетку.

– Кто тебе назначил этот препарат? Сколько дней ты его принимаешь?

Она вот так с ходу начала говорить Тине «ты», но Тина понимала, что это означает не отсутствие уважения, а сокращение дистанции, сама она так не может.

– Мне патологоанатом прописал, пью их третий день.

– Кто прописал?!

– Наташа, я тебе потом объясню, ты ее просто послушай, вдруг пневмония.

Девушка открыла сумку и достала металлический контейнер.

– Кофточку сними.

Она долго слушала Тине грудь и спину, заставляя ее то дышать, то кашлять, измерила температуру и давление, послушала сердце, заглянула в горло – Тина ощущала смутное беспокойство от всех этих процедур.

– Ты так дергаешься, словно тебе больно. – Наташа внимательно посмотрела Тине в лицо. – У тебя что-то болит?

– Нет, я…

– Пневмонии нет, но сильнейшая обструкция, таблетки еще два дня принимай, назначение правильное. – Наташа собрала инструменты в контейнер. – По улице не скачи, посиди в тепле, отдыхать и пить горячий бульон. Мам, ей нужен…

– Я услышала, горячий бульон. – Диана упаковала термос и контейнеры в пакет. – Сырники, печенье, салатик и печеная курица.

– Спасибо, мамуля. – Наташа спрятала контейнеры в сумку и поднялась. – Все, я побежала, устала зверски и спать хочу.

– Погоди, я отвезу тебя. – Диана направилась в комнаты. – Я только ключи найду, куда-то засунула сумку, кто знает, куда я ее постоянно…

Диана умчалась, а Наташа улыбнулась – Тина заметила эту улыбку и поняла, что Наташа очень любит мать, хотя они с ней и разные.

– Все, едем.

Диана не особо заморачивалась с нарядом, просто надела поверх домашней одежды полушубок и уже стояла в дверях кухни, держа в руках ключи от машины.

– Тина, тут придет одна женщина, ее зовут Инна Шатохина – впустишь ее. – Диана взяла сумку с продуктами. – Едем, Наташа, у тебя вид как у недоваренной вермишели.

– Ну, спасибо…

Смеясь и подшучивая друг над другом, они оделись и вышли, щелкнул замок, а Тина осталась посреди чужой квартиры. Что Диана говорила, к ней какая-то женщина придет? Может, придет тогда, когда хозяйка вернется, и Тине не придется мучительно решать, тому ли человеку открыла дверь.

Но в передней прозвенел звонок, и Тина поняла: хорошие времена закончились.

* * *

– Вы понимаете, я просто не думал об этом раньше.

Леонтьев ходил по кабинету Бережного из угла в угол, жестикулируя и громко сопя. Он понимал, что ведет себя как неотесанный болван, но когда его накрывала волна такого раздражения, ему становилось наплевать на чувства окружающих.

– Я вчера только вам все это проговорил, а сегодня отец с истерикой. И я снова все подробно вспомнил. – Леонтьев был благодарен генералу за то, что его не перебивают. – Я снова вспомнил все, как было. Сам по себе груз стоил дорого, я сейчас уже не помню, но можно будет найти в архиве старые накладные, сколько там было чего. Все это стоило внушительную сумму, хотя грузовик был наемный, и мы со Штерном радовались, что хоть грузовик – не наша проблема. Но сейчас я думаю, сопоставляю – через время многое становится заметнее, эмоции утихают, что ли… И я думаю: нам этот долг простили. Саша Браво простил, вы в это верите? Штерн сказал, что мой отец с ним поговорил, и Саша простил нам долг. Но этого быть не могло, понимаете?