Но почему Нэнси видит в своей скотоме именно рисунки? Одна из возможностей заключается в том, что в ее мозге обратная связь главным образом исходит от пути «что» в височной доле, клетки которого, как вы помните, специализируются на цветах и формах, но не на движении и глубине, за которые отвечает путь «как». Как следствие, ее скотома заполнена плоскими, неподвижными образами, имеющими только контуры и формы, как в комиксах.

Если я прав, все эти причудливые зрительные галлюцинации не более чем преувеличенная версия процессов, которые происходят в мозге каждый раз, когда мы даем волю воображению. Где-то в путанице взаимосвязанных путей есть интерфейс между зрением и воображением. У нас пока нет четких представлений о том, где именно находится этот интерфейс и как он работает (мы даже не знаем, один это интерфейс или несколько), но пациенты с Шарлем Бонне дают нам кое-какие важные подсказки. Их рассказы свидетельствуют о том, что наше восприятие на самом деле есть конечный результат динамического взаимодействия между сенсорными сигналами и информацией о зрительных образах из прошлого, сохраненной на высших уровнях. Каждый раз, когда мы сталкиваемся с неким объектом, зрительная система начинает задавать вопросы. Проанализировав фрагментарные данные, высшие центры говорят: «Хм, может быть, это животное». Затем наш мозг задает серию дополнительных вопросов: это млекопитающее? кошка? какая кошка? домашняя? дикая? большая? маленькая? черная, белая, полосатая? «Наилучшие» ответы проецируются обратно в низшие зрительные области, включая первичную зрительную кору. Таким образом обедневшее изображение прогрессивно обрабатывается и уточняется (с «заполнением» фрагментов при необходимости). На мой взгляд, последовательные итерации, которыми занимаются эти обширные проекции прямой и обратной связи, позволяют нам сосредоточиться на максимальном приближении к правде[68]. Сознательно утрируя данный аргумент, можно сказать, что мы, возможно, галлюцинируем постоянно. В этом случае наше восприятие сводится к одному: определить, какая галлюцинация лучше всего отвечает текущему сенсорному входу. Но если (например, при синдроме Шарля Бонне) мозг не получает подтверждающих зрительных стимулов, он волен создать свою собственную реальность. И, как хорошо было известно Джеймсу Терберу, креативность его воистину безгранична.

Кто это выезжает из спальни в инвалидном кресле? Сэм глазам не верил. Накануне его мать вернулась домой из больницы, где провела две недели, восстанавливаясь после инсульта. Обычно Эллен очень щепетильно относилась к своему внешнему виду. Ее одежда всегда была идеальна, макияж — безупречен, волосы — красиво уложены, а ногти — накрашены (обычно она предпочитала вкусные оттенки розового или красного). Но сегодня что-то явно пошло не так. Вьющиеся от природы волосы на левой стороне ее головы так и остались взъерошенными после сна и напоминали гнездо, тогда как остальные были тщательно причесаны. Наброшенная на правое плечо зеленая шаль волочилась по полу. Для губ Эллен выбрала довольно яркую красную помаду, но почему-то накрасила только правую половину рта. Точно так же она поступила и с глазами: на правом виднелись следы и туши и подводки, а левый остался без косметики. В качестве последнего штриха женщина чуть-чуть подрумянила правую щеку — не столько, чтобы скрыть румянами пошатнувшееся здоровье, сколько продемонстрировать, что она по-прежнему заботится о своей внешности. Сэм пришел в ужас. Можно подумать, кто-то взял влажную салфетку и, подкравшись к маме, стер всю краску с левой стороны ее лица!

— Боже мой! — воскликнул Сэм. — Что ты сделала с косметикой?

Эллен удивленно вскинула бровь. О чем это толкует ее сын? Она потратила на макияж целых полчаса и знала, что выглядит не так уж плохо, учитывая обстоятельства.

Десять минут спустя, во время завтрака, Эллен проигнорировала всю еду на левой стороне тарелки и даже не притронулась к стакану с любимым апельсиновым соком, который стоял слева от нее.

Сэм кинулся к телефону и позвонил мне — одному из врачей, которые наблюдали его мать в больнице. Мы познакомились с Сэмом, когда я пришел навестить пациентку, лежавшую с ней в одной палате.

— Все в порядке, — сказал я, — не волнуйтесь. Ваша мама страдает от распространенного неврологического синдрома под названием одностороннее пространственное игнорирование. Оно нередко возникает после инсульта в правой части мозга, но чаще всего наблюдается при поражениях правой теменной доли. Больным с этим синдромом свойственно глубокое безразличие к предметам и событиям в левой половине мира, а иногда и к левой стороне собственного тела.[69]

— Вы хотите сказать, что моя мама ослепла с левой стороны?

— Нет, она не ослепла. Она просто не обращает внимания на то, что находится слева от нее. Вот почему мы называем этот синдром игнорированием или неглектом.

На следующий день я продемонстрировал этот синдром Сэму с помощью простого клинического теста. Я сел перед Эллен и сказал:

— Смотрите вот сюда, на мой нос, и постарайтесь не отводить глаза.

Дождавшись, чтобы ее взгляд сфокусировался, я поднял указательный палец и, когда он оказался чуть-чуть левее ее носа, энергично пошевелил им.

— Эллен, что вы видите?

— Я вижу палец, который шевелится, — ответила она.

— Отлично, — кивнул я. — Продолжайте смотреть на мой нос.