Тогда я взял чистый лист бумаги, положил его перед Эллен и попросил ее нарисовать цветок.

— Какой цветок? — спросила она.

— Любой. Просто обыкновенный цветок.

Эллен опять немного подумала и наконец нарисовала еще один круг. Пока все шло хорошо. Затем она кропотливо нарисовала несколько маленьких лепестков (это была маргаритка). Все лепестки располагались справа от сердцевины (рис. 6.1).

— Отлично, Эллен, — похвалил я. — Теперь снова нарисуйте цветок, на сей раз с закрытыми глазами.

Неспособность Эллен рисовать левую половину предметов была вполне ожидаема. Но что произойдет, если она закроет глаза? Какой окажется ментальная репрезентация цветка — маргаритка в ее голове: целым цветком или только его половиной? Другими словами, насколько глубоко пространственный неглект проник в ее мозг?

Рис. 6.1

Рисунок пациентки с синдромом неглекта. Обратите внимание, что левая половина цветка отсутствует.

Многие больные, страдающие синдромом одностороннего пространственного игнорирования, рисуют только половину цветка даже с закрытыми глазами, по памяти. Это означает, что пациент утратил способность «сканировать» левую часть даже внутренней (ментальной) репрезентации объекта.

Эллен закрыла глаза и нарисовала еще один круг. Затем, нахмурив брови, она старательно нарисовала пять лепестков — все на правой стороне! Казалось, внутренний шаблон, который она использовала во время рисования, сохранился только наполовину. В результате левая сторона воображаемого цветка просто выпала из ее памяти.

Спустя полтора часа мы вернулись в лабораторию, чтобы опробовать зеркало. Эллен сидела в своем инвалидном кресле, расчесывала волосы здоровой рукой и улыбалась. Я стоял справа и держал зеркало на уровне груди таким образом, что оно располагалось параллельно правому подлокотнику кресла (и ее профилю) и находилось примерно в 60 сантиметрах от ее носа. Затем я попросил Эллен повернуть голову на 60 градусов и посмотреть в зеркало.

Сидя в своем кресле, Эллен видит левую — игнорируемую — сторону мира, отраженную в зеркале. При этом она смотрит вправо. Она прекрасно знает, что такое зеркало, а значит, понимает, что оно отражает предметы на левой стороне. Поскольку информация о левой стороне мира теперь поступает с правой — неигнорируемой — стороны, поможет ли зеркало «преодолеть» неглект? Сможет ли она схватить предмет слева, как сделал бы любой нормальный человек? Или она скажет себе: «Ой, этот предмет на самом деле находится слева, поэтому позвольте мне проигнорировать его». На самом деле, как часто бывает в науке, она не сделала ни того, ни другого. Вместо этого она совершила кое-что совершенно необычное.

Эллен посмотрела в зеркало и моргнула, гадая, что мы задумали на сей раз. Должно быть, она понимала, что перед ней зеркало — оно было в деревянной раме, а на его поверхности виднелись частички пыли — однако на всякий случай я спросил:

— Что я держу?

(Помните, что я держал зеркало перед собой.)

— Зеркало, — без колебаний ответила она.

Я попросил больную описать ее очки, помаду и одежду, глядя на свое отражение. Эллен без проблем справилась с этой задачей. По сигналу один из моих помощников, стоявший слева от Эллен, поднял шариковую ручку, так, что та оказалась в зоне досягаемости ее правой (здоровой) руки, но полностью в пределах игнорируемого левого поля зрения (примерно в 20 сантиметрах ниже и левее ее носа.) Эллен могла видеть в зеркале моего помощника так же хорошо, как и саму ручку — у нас не было намерения скрыть наличие зеркала.

— Вы видите ручку?

— Да.

— Чудесно. Теперь протяните руку, возьмите ее и напишите свое имя на бумажке, которую я положил вам на колени.

Вообразите мое удивление, когда Эллен подняла правую руку и решительно потянулась к зеркалу. Около двадцати секунд она стучала в него и царапала его поверхность, а затем с разочарованием сообщила:

— Я не могу ее достать.

Когда десять минут спустя я повторил тот же эксперимент, она сказала: «Ручка за зеркалом», — и, протянув руку за зеркало, принялась ощупывать пряжку моего ремня.

Чуть позже она даже попыталась заглянуть за край зеркала в надежде, что ручка действительно окажется там.

Очевидно, Эллен считала отражение настоящим предметом, который можно схватить. За всю свою пятнадцатилетнюю карьеру я не видел ничего подобного: на моих глазах умный, рассудительный взрослый совершал абсурдную ошибку, полагая, что предмет находится внутри зеркала.

Мы решили убедиться, что поведение Эллен не было следствием ее неуклюжести или неспособности понять, что такое зеркало. Для этого мы разместили зеркало на расстоянии вытянутой руки перед ней, как зеркало в ванной. На сей раз ручка появилась сзади, над ее правым плечом (но вне ее поля зрения). Она увидела ее в зеркале и мгновенно потянулась назад, чтобы ее схватить. Значит, провал в предыдущей задаче не был связан с дезориентацией, неуклюжестью или спутанностью сознания, вызванными инсультом.

Нарушения Эллен мы назвали «зеркальной агнозией» или «синдромом зеркала», в честь Льюиса Кэрролла. Льюис Кэрролл, как известно, страдал приступами мигрени, связанными с артериальными спазмами. Если они затрагивали его правую теменную долю, он, возможно, испытывал похожие трудности с зеркалами, которые могли не только вдохновить его написать «Зазеркалье», но и объяснить его общую одержимость зеркалами, зеркальным письмом и инверсией левого-правого. Интересно, может, страсть к зеркальному письму Леонардо да Винчи имеет то же происхождение?

Мне было одновременно и интересно, и грустно наблюдать синдром зеркала: вообще-то я надеялся на противоположную реакцию — что зеркало заставит Эллен осознать левую сторону мира и поможет в реабилитации.

Следующим шагом было выяснить, насколько распространен этот синдром. Все ли пациенты с неглектом ведут себя так же, как Эллен? Обследовав еще 20 больных, я обнаружил, что у многих наблюдалась аналогичная разновидность зеркальной агнозии. Стоило поместить зеркало в игнорируемую зону и попросить их взять ручку или конфету, которые мой помощник держал слева, как они тянулись к зеркалу. Они прекрасно знали, что смотрят в зеркало, и тем не менее совершали ту же ошибку, что и Эллен.

Однако ошибались не все. Некоторые сперва выглядели озадаченными, но, увидев отражение ручки или конфеты, усмехались и с заговорщическим видом тянулись к реальному предмету слева, как поступили бы вы или я. Один пациент даже повернул голову влево — обычно он этого не делал, — и с победоносным видом схватил награду. Такие больные — хотя их было очень мало — явно замечали предметы, которые раньше игнорировали. Если это действительно так, возникает вопрос: не поможет ли многократное повторение этого упражнения преодолеть неглект, постепенно заставляя пациента больше обращать внимания на левую сторону мира?[78] Такую терапевтическую возможность безусловно нельзя исключать. Когда-нибудь мы обязательно попробуем этот подход в нашей клинике.