Я бы спросила его об этом… но вряд ли его ответ удовлетворит моё любопытство.

—Да,— я вздрогнула от неожиданности, услышав его голос.

Замерев, хлопала глазами, силясь понять, не показалось ли мне. Он что-то сказал?

—Что?— тихо спросила, делая напор воды чуть слабее.

—Ты спрашивала, ищет ли он тебя,— ответил и, как бы невзначай откашлялся в кулак,— если тебя это утешит… да. Он ищет тебя.

Виктор

Закуривая очередную сигарету, я покосился на свою обувь. Грязный подтаявший снег под ногами напоминал мне о том, в какое дерьмо мне удалось вляпаться. Если быть точнее — залезть в него снова.

На мгновение я закрыл глаза. Прерывисто дыша через нос, я заставил себя поднять голову. Подставляя лицо под холодные мелкие капли, я вытянул шею и глубоко вдохнул холодный воздух.

Я найду тебя, Вера. Богом клянусь, что найду тебя.

Пётр думает, что у него хороший тыл. Он уверен в том, что я буду искать её до бесконечности. Он уверен, что у него всё просчитано до мелочей. Однако он не всё просчитал. Он не учёл, что в его крыше тоже может быть протечка. Крысы найдутся везде. И пока этот ублюдок наслаждается своим нынешним положением, под него копают. И яма будет слишком глубока. Он окажется в этом дерьме по самую пасть. Захлебнётся как только надумает открыть её…

Валдай остался в столице. Через четыре часа мы с Русланом будем в Бухаресте. Действовали так быстро как только могли. По прибытии в Румынию будем отталкиваться от той информации, что у нас есть. Её пока не так много, но это лучше, чем ничего.

—Клим звонил,— Руслан поравнялся со мной, закуривая,— пока никаких новостей. Но чует моё сердце, что они не так далеко от столицы. Скорее всего, это пригород. Возможно, глухая неприметная деревня.

—Я тоже так думаю,— вдыхаю горький дым и наблюдаю за тем как со взлётной полосы поднимается частный борт.

—Пётр?— Руслан кивает на лайнер, взмывающий в небо.

—Угу,— нетерпеливо тру отросшую щетину, которая сейчас стала похожа на полноценную бороду,— осталось немного.

Меня одолевает желание оказаться в Бухаресте раньше этой мрази. Но в некоторых моментах спешка только вредит. Поэтому мы летим следом.

—Всё будет хорошо,— Руслан плечом задевает моё,— и не такое дерьмо расхлёбывали…

Вера

Его руки были в крови. В прямом смысле. Костяшки были сбиты, и на них красовались засохшие корочки. Такие же, как на моем лице.

Архип стоял напротив меня. Слегка сдвинув штору, он протянул руку, чтобы подать мне полотенце.

—Тебе это нравится?— сглотнув тяжёлый ком в горле, я задала вопрос, терзающий меня уже не первый день.

—Что именно?— мгновенно отозвался.

—Твоя… работа?— Я забрала у Архипа полотенце, и его рука тут же скрылась за шторой.— Тебе всё это нравится? Об этом ты мечтал, когда был ребёнком?

Обернув вокруг себя полотенце, я дёрнула шторой, посмотрела ему в глаза. Не увидела в них никаких эмоций.

—Я мечтал быть танкистом,— хмыкнув, он снова сложил руки на груди и, оттолкнувшись от стиральной машины, сделал два шага ко мне,— но ростом не вышел…

—Поэтому стал сутенером?— Я не понимала… ведь в моём понимании — человек, имеющий здоровую психику, не выберет профессиональную деятельность подобной той, что выбрал он. Мне было любопытно: что у него в голове?

Зачем?

Чтобы мне было о чем подумать. Чтобы занять свою голову чем-то, кроме призрачного спасения.

—Я не сутенёр, Вера,— прохрипел, слегка наклоняя голову к плечу. Его взгляд коснулся ссадин на моём лице, и в этих местах я почувствовала слабое жжение.

—А кто же, если не секрет?— Я не становилась смелее. Вовсе нет. Я, кажется, становилась безразличной.

Его губы исказила кривая улыбка. Уголки опустились, а подбородок слегка поджался.

—Секрет,— произнёс после затянувшейся паузы. Горячее дыхание коснулось кожи на лице, и мне захотелось умыться ледяной водой. Взгляд спустился на мою шею. И ниже, задерживаясь на груди, стянутой полотенцем.

Снова пропихнув по сухой глотке вязкий и отвратительный ком, я задержала дыхание. Подняла руки, стискивая в кулачках махру и удерживая полотенце.

—С лёгким паром,— возвратился к моим глазам, и отступил от края ванны.

Я ничего не ответила. Взглянув на Архипа исподлобья, переступила высокий борт и, стягивая края полотенца, ждала очередной команды.

Но её не последовало. Подыгрывая моей немногословности, Архип открыл дверь и взмахом руки, указал мне на выход. Закинул на плечо мою одежду и последовал за мной.

Оказавшись в комнате, я поняла, что в доме больше не играла музыка.

Наконец-то. Меня тошнило от неё.

Оставив меня ненадолго одну, Архип позволил мне одеться. Краем глаза я заметила, что на покрывале рядом с шоколадом и гелем лежала пара яблок…

***

—Делай то, что тебе говорят,— холодно произнёс Архип, когда мы вышли на лестницу.

Мои глаза мгновенно наполнились слезами. Я с трудом сдерживала их. Я чувствовала, что вот-вот что-то произойдёт. Вибрация в грудной клетке перекрывала кислороду доступ в лёгкие.

—Ты поняла?— резко спросил, одёргивая меня. Его пальцы болезненно сжались вокруг моего предплечья, и я едва не заскулила.

—Поняла!— злобно прорычала, и попыталась вырвать руку.

Я боялась. Боялась сделать шаг в сторону лестницы.

Я слышала чужие голоса на первом этаже. Мужские голоса. От них по моей спине пробежала мелкая дрожь. По рукам засеменили крупные мурашки. Смех одного из них мне показался знакомым.

Семён.

Только его не хватало…

—Что происходит?— я перевела испуганный взгляд на Архипа.

—Просто делай, что тебе велят,— проговорил мужчина, раздувая ноздри,— пошла.

Дёрнув меня за руку, направил вниз, а сам пошёл следом. Каждый шаг — удар сердца. Прерывистый. Жалкий. Почти безжизненный. Больно. Будто тысячи игл проникают под кожу. Предчувствие.

Последние ступени были особенно тяжёлы. Ноги налились свинцом. Дыхание — через раз.

Рука Архипа сместилась выше. Длинные пальцы сошлись на моем плече. Поравнявшись со мной, он едва заметно притормозил. Остановил меня, и на пару секунд задержал на мне взгляд. Мне показалось, что он хотел мне что-то сказать. Слегка выдвинув нижнюю челюсть, прищурился.

—Не отводи меня туда,— прошептала, умоляюще всматриваясь в потемневшую радужку. На миг мне показалось, что на их дне я рассмотрела что-то, напоминающее жизнь. И жалость. Эмоции, которых раньше я не замечала.