На первый взгляд система здравоохранения в Северной Корее выглядит привлекательной, даже безупречной. Но если правительственное финансирование сокращается, качество медицинского обслуживания серьезно ухудшается. Самым ужасным является то, что нет компенсации в случае медицинских ошибок.

Но, отвечая на вопрос, регулярных медицинских осмотров нет. Таким образом, система здравоохранения Северной Кореи не предотвращает заболевания, которые на самом деле можно предотвратить. В заключение, я не думаю, что система здравоохранения в Северной Корее хоть сколько-нибудь привлекательна.

В Сеуле сейчас живет около 30 000 северных корейцев, в Европе – 2000, много небольших общин перебежчиков рассеяны по всему миру. Бесчисленное множество живет в Китае.

Масштабное бегство – сравнительно недавний феномен. Здесь снова сыграл решающую роль голод 1990-х годов. Когда государственная пайковая система КНДР потерпела крах, большинство было вынуждено самостоятельно добывать пропитание. Для некоторых это означало переход границы в Китай. В то время пограничный контроль был слабым, и те, кто совершил путешествие, обнаружили землю сравнительного изобилия. Некоторые отправились туда на заработки и вернулись домой, другие решили, что лучше не возвращаться.

Но Китай опасен для перебежчиков. Пекинское правительство – исторический союзник КНДР, оно отправит перебежчиков назад, где их ждет злая участь – исправительно-трудовой лагерь или еще хуже. Этот факт делает сбежавших северных корейцев в Китае уязвимыми для эксплуатации. Северокорейских женщин часто продают как жен, или вынуждают заниматься проституцией, или, например, работать онлайн «девочками» для развлечения богатых южных корейцев.

Для большинства предполагаемый конечный пункт назначения – Южная Корея. Чтобы добраться туда, перебежчикам надо бежать дважды: один раз из КНДР, второй – из Китая. Это включает опасное пересечение границ в такие страны, как Монголия или Таиланд. Как только они прибывают, они сдаются властям и их отправляют в южнокорейское посольство, которое организует их доставку в Сеул.

Те, кто смог добраться так далеко, на три месяца отправляются в место под названием Ханавон. Ханавон одновременно служит образовательным центром, где северных корейцев учат, как, например, пользоваться банкоматами, и местом дознания – южнокорейские агенты должны убедиться, что конкретный перебежчик не является шпионом, перед тем как позволить ему или ей свободно жить в Южной Корее.

Как упоминалось, жесткие экономические реалии Северной Кореи исторически были главной причиной для бегства. Но сегодня для многих не это является причиной. Например, я знаю об одном перебежчике, который совершил побег после того, как его увлекли южнокорейские сериалы, мода и поп-музыка. Другой просто говорит: «Я не мог развиваться в Северной Корее». В КНДР вы не можете просто заниматься тем, чем хотите, если только у вас не много денег и/или связей.

Но многих перебежчиков, оказавшихся в Южной Корее, ждет глубокое разочарование. Они прибывают в страну, которая кажется более эгоистичной, чем та, из которой они родом. Они обнаруживают, что их образование бесполезно для работодателей. Они страдают от дискриминации со стороны южных корейцев, которые смотрят на них как на жалких, подозрительных или экзотических. Но при этом сравнительно немногие хотят вернуться домой, несмотря на очевидную боль от расставания с семьей и друзьями.

Но есть и еще один вариант. Некоторые снова переезжают, в третью страну. Самое популярное место – Великобритания, где живет 1000 северных корейцев. Большинство живет в Лондоне, который по сравнению с Сеулом является многонациональной меккой, где примут даже того, у кого самое экзотическое происхождение.

Один из этих людей – Чжи Мин Кан. Чжи Мин открыто и убедительно говорит обо всех вопросах, связанных с побегом, так что мы попросили его ответить на большинство вопросов в этой главе.

Почему северные корейцы бегут? И насколько это сложно?

Д.Т.: Бегство стало серьезной проблемой в середине 1990-х из-за голода. Люди покидали Северную Корею просто потому, что голодали. Сегодня причин для бегства почти столько же, сколько перебежчиков. Но уехать становится все труднее. Одно из самых крупных изменений в эру Ким Чен Ына после эры Ким Чен Ира – усиленный пограничный контроль.

Чо Уй Сон:

Одна из причин того, что путешествие так привлекательно, – вы всегда можете вернуться туда, откуда уехали. Но с отъездом из Северной Кореи дело обстоит по-другому. Более того, это печальный опыт. Так почему люди делают этот болезненный, пугающий, трудный, опасный выбор?

С тех пор как бегство превратилось в проблему, оно происходило по разным причинам, в зависимости от ситуации в Северной Корее, методов и силы государственного контроля и меняющегося менталитета северных корейцев.

Уехавших в Южную Корею, которые когда-то были известны как «дезертиры», с середины 1990-х, во время периода невероятной нехватки еды, начали называть талбукчжа («человек, который сбежал с Севера»). До этого большинство бежавших делало это по политическим причинам, но после голода большинство уезжало, чтобы избежать недоедания.

Из-за краха восточноевропейского социализма, смерти Ким Ир Сена, повторяющихся природных бедствий и экономической блокады со стороны Запада северокорейские власти потеряли способность усиливать пограничный контроль. Но даже если бы они могли, они не смогли бы остановить непреодолимую силу, тянущую людей из Северной Кореи. Все это привело к тому, что люди начали думать так: «Вместо того чтобы оставаться здесь и голодать, пусть лучше меня пристрелят во время пересечения реки». Это отношение и плохой пограничный контроль позволили многим уехать, и число тех, кто осел в Южной Корее, нельзя было назвать незначительным.

Власти постепенно поняли серьезность ситуации и в 2000-х годах начали усиливать пограничный контроль и применять строгое наказание к тем, кто совершал попытку побега. Они также проводили публичные казни, выполняемые расстрельной командой, чтобы создать атмосферу страха, и начали следить за семьями перебежчиков.

Люди учились жить без правительственных пайков, и это заставляло их дважды подумать о побеге. Но побеги не могли прекратиться полностью. Тем временем начали распространяться новости от семей перебежчиков и тех, кто был пойман в Китае и репатриирован, даже в регионах далеко от границы. Истории о материальном благосостоянии других стран и о том, что люди там не голодают, до глубины души потрясли северных корейцев, людей, которые верили, что их страна обладает одним из лучших уровней жизни в мире. Это подтолкнуло еще больше людей к границе, к рекам Ялуцзян и Туманная.

Когда люди пересекали реку, появлялись деньги. Эти деньги проходили через руки посредника в карманы пограничников и офицера государственной безопасности. Благодаря этой тенденции побег в пограничной зоне стал индустрией. Эта нелегальная индустрия устойчиво росла, пропитанная женскими слезами и сопровождаемая средневековыми пытками и публичными казнями – своими побочными продуктами.