— Пантера, — тихо закончила, рассматривая темно-русые волосы, которые сейчас казались совсем черными, и ярко-зеленые глаза.

— Пантера, — кивнул Н’Ери. — Побочная ветвь… Мои дети будут людьми. И именно поэтому я отказался от идеи завести семью. Уже давно.

Я закусила губу, пытаясь прогнать подступающие слезы.

Как так можно? Как можно гноить ребенка только потому, что он родился другим?

— Мой вопрос, — вдруг произнес Ник. Он, в отличие от меня, расстроенным не был. Наверное, за пятьдесят лет можно смириться с собственным несовершенством. — Когда, где и с кем ты в последний раз спала?

— С тобой, — буркнула я и тяжело сглотнула.

— Перефразировать по-другому? — плотоядно улыбнулся он. — Когда, где и с кем у тебя был последний секс, Виктор-р-рия?

Молчание затянулось. Прищурившись, я пожевала губу и сухо поинтересовалась:

— Тебе не кажется, что это слишком личный вопрос?

— Ты ведь тоже задаешь личные вопросы. Касаешься тем, которые я ни с кем не обсуждаю.

— Почему бы тебе не спросить о чем-нибудь другом? Любимый фильм, актер или еще что-то?

— Вика, — оскалился Ник, — тратить свой вопрос, на который ты обязана отвечать честно и прямолинейно, на подобную мелочь — крайне глупо. Я хочу узнать твои тайные мысли, чувства и желания. Когда еще ты будешь со мной так откровенна, как сейчас?

— А если я откажусь отвечать?

— Сделка аннулируется.

— Но ты обещал ответить на все мои вопросы без этих игр, — возмутилась я.

— На два же я ответил.

— Шантажист, — процедила тихо, но возразить было нечего.

— Я же не играю с тобой на раздевание. Один вопрос — один предмет гардероба. Вот это шантаж. А так у нас просто разговор, обмен информацией.

— Хорошо. Макс Круглов, шесть месяцев назад, — с вызовом ответила я, но на последнем пункте все-таки запнулась. — Его машина.

И с каким-то маниакальным удовлетворением смотрела, как вытянулось от удивления лицо хищника, как слегка расширились глаза. Правда, чувство триумфа длилось недолго.

— Круглов? Айтишник? — недоверчиво переспросил Н’Ери. — Прыщавый двадцатилетний пацан в клетчатой рубашке и потертых джинсах?

— Ему двадцать четыре, — возразила, покрываясь с ног до головы краской смущения.

— Измайлова, ты шутишь? Ты и он?

«Если бы».

— Не шучу. Я и он.

О том самом позорном дне в моей жизни вспоминать не хотелось. Я и не вспоминала, надежно спрятав этот эпизод в глубине сознания. Пока Ник своим любопытством не заставил меня вытащить его на свет божий.

Н’Ери некоторое время молча меня разглядывал, будто силясь понять, как я докатилась до такой жизни.

— В машине? — уточнил он, когда тишина стала невыносимой.

— Угу.

— У него же шестерка, если я не ошибаюсь?

И взгляд такой невинный, что хоть вой. А я вдруг вспомнила неудобный салон, потертые чехлы винного цвета, скрип, покачивание рессор и восторженный шепот Макса.

Больно, обидно, стыдно. Злость стремилась найти выход, облегчить душу.

Дернувшись, схватила с дивана подушку и, запустив в хищника, попала прямо в лицо мужчине.

— Эй!

— Прекрати! — вспыхнула я и схватила еще один снаряд, но кидать не спешила.

— Я просто пытаюсь понять. Почему Круглов? Если бы ты переспала с Лариным, я бы еще понял, не одобрил, разозлился даже, но понял. Но айтишник? Он же никакой.

— Поэтому и выбрала. Знаешь, как вы меня достали? Самолюбивые самцы с завышенной самооценкой, ходите, задрав носы, и думаете, что каждая обязана падать ниц при вашем появлении! Надо же, облагодетельствовали, внимание уделили. А Круглов… — Я запнулась, увидев, как внимательно Ник на меня смотрит.

— А он видел в тебе богиню, — закончил тот. — И как?

— Паршиво, — призналась ему, убирая волосы с лица. — Противно. Не из-за него, из-за себя. Он же… Черт, Ник, он действительно боготворил меня, касался так, будто я была хрупкой вазой. А я чувствовала себя теткой, соблазнившей младенца, — призналась устало и вновь откинулась на диван. От неудобного сидения заболела спина. — Это было всего раз и больше не повторилось и не повторится. Я осознала степень аморальности своего поведения и извинилась перед Кругловым. Ты доволен?

— Шесть месяцев воздержания? Большой срок.

— Но не все же помешаны на сексе, как ты.

— Ты так уверена, что я помешан на нем?

Взгляд утратил веселость, стал неожиданно острым и колючим.

— Твои постоянные подружки, каждую неделю новая, попытки затащить меня в постель, хотя мы изначально договаривались о другом, — спокойно перечислила в ответ. — И ты хочешь сказать, что не одержим сексом?

Зеленые глаза еще сильнее сощурились, но я выдержала его взгляд. В конце концов, в эту игру можно играть вдвоем.

— Берт меня убил, — неожиданно выдал он и вновь взялся за бокал.

— Что-о?

Переход был очень неожиданным и резким. А фраза — так вообще не поддающейся логике.

— Ответ на твой вопрос. Что Кирк З’Ерн никак не может себе простить, и почему он в обход единственного сына решил сделать наследником меня. Мне было шестнадцать, когда двоюродный брат решил избавить общество от такого выродка, как я. Существа, позорящего их великую семью.

— Ник…

— Я был так рад, получив приглашение на охоту. Я восхищался Бертом, подражал и никак не думал, что тот решит перегрызть мне горло.

— Он пытался тебя убить?

— Не пытался, а убил, — жестко оборвал меня Н’Ери. — Никакие разговоры родителей, просьбы быть осторожнее, охрана не помогли. Я сам бежал навстречу своей гибели.

— Но ты жив.

— Жив, — осушив бокал, ответил тот.

— Но как?

— А вот это, Виктория, совсем другой вопрос.

— В смысле?

— В смысле — я ответил на первый вопрос, ответил честно и исчерпывающе, а ты задаешь другой. Нечестно.

Но отступать так просто я не желала.

— Ты сказал, что не хочешь детей, потому что они родятся людьми, а ведь это не совсем так, — быстро произнесла я, боясь, что он меня перебьет, собьет с мысли. Но Ник молчал, внимательно меня изучал и ожидал продолжения. — Ты не хочешь им своей судьбы. Не хочешь, чтобы они погибли от рук родичей. В этом причина?

Наверное, не стоило это говорить, слишком глубоко залезла ему в душу, но и удержаться я не могла.

— Любимая позиция в сексе? — резко и даже зло произнес Ник, со стуком опуская бокал на стол. Как он не разбился, не знаю.