— Все вернется и станет как раньше?

— Нет. Как раньше уже не будет. Никогда. — Мне все-таки пришлось поднять глаза и выдержать ответный взгляд хищника. — Ты же не хуже меня понимаешь, что через пару месяцев все закончится. Не знаю, как ты, а я не смогу.

— Не сможешь что?

— Вернуться.

— Это ты так сообщаешь мне о своем будущем увольнении? — уточнил Ник.

Его голос звучал сипло и казался чужим.

— Да.

— А ты не допускала мысли, что наши отношения могут перейти на другой уровень? — вдруг спросил он.

Желтые глаза призывно сверкнули в сумраке ночи.

— Нет. Ник, я уже большая девочка, чтобы верить в сказки. Люди не меняются, и ты не изменишься. А я не хочу быть подружкой по вызову. Не могу.

А сердце в груди разрывалось и молило:

«Ну скажи что-нибудь. Скажи, что я не права! Опровергни мои слова! Не молчи! Зачем ты так смотришь на меня? Зачем соблазняешь и сводишь с ума? Зачем даешь надежду, которой не суждено сбыться?»

— У слова «шаери» есть два перевода. Дословный и романтичный, — неожиданно тихо произнес Н’Ери, и я застыла. — Романтичный означает «избранница зверя». Тот самый ничтожный процент одобрения, который я никогда не мог бы получить. А дословный перевод — «идеальная самка для идеального потомства».

Во рту пересохло. Я даже не смогла переспросить, выдавить хоть звук, лишь задышала часто-часто, смотря на него огромными от ужаса глазами.

— Ты тот жалкий шанс, ничтожный процент, благодаря которому у меня может появиться сильный детеныш. Именно поэтому метка такая яркая. Именно поэтому я обратился тем утром — хищник просто взял контроль и застолбил свою идеальную пару, наплевав на мое мнение и мои желания.

— Ты же сказал, что у вас нет истинных пар, — с трудом прохрипела я, прижимая руку к горлу. Не хватало воздуха. Мне нечем было дышать.

— Это не пара в том смысле, в котором вы, люди, привыкли считать. Это не романтика и встречи под луной. Это размножение.

И никакой романтики, лирических отступлений, стихов и даже цветов. Ромашку — и то не подарили.

«Какие ромашки, дура, за окном конец декабря!»

Вот так легко и просто рушатся мечты и сказки — размножение.

«Радуйся, Виктория, тебе дали такой шанс. Можно сказать, благословили. Радуйся! Чего застыла, едва дыша?»

— Вик? — Ник стал подниматься с пола, и меня прорвало.

Только ведь сидела на диване, пытаясь осознать полученную информацию. Доля секунды, и я каким-то чудом перемахнула через спинку и отскочила в сторону, дрожа, как мелкий испуганный зверек.

— Не подходи ко мне!

— Вика, — хищник выпрямился и осторожно выставил руки перед собой, — успокойся.

— Ты знал! Ты с самого начала все знал! — обвинительно прошептала ему, почти прокричала, но голос срывался, терялся, болезненными осколками застывал между нами.

— Вика…

— Все это было игрой! Жалким фарсом. Может, и родственника никакого нет, и завещания. Нашел себе самку для потомства и пустил в ход свое обаяние!

— Ты сама-то в это веришь? — устало спросил он и снова попытался сделать шаг ко мне.

Не верила, но мне стало больно. Так больно, что хотелось причинить ему такие же сильные муки.

— Не подходи! — взвизгнула я.

И пусть я сейчас была похожа на истеричку. Пусть дрожала от ужаса, но позволить вновь задурить себе голову я не могла.

— Измайлова, давай я принесу тебе воды?

— Мне от тебя ничего не нужно. Я ухожу. Сейчас.

И попятилась к двери.

— Вика, я ничего не знал. Клянусь тебе.

— Ну, конечно, рядом столько лет была шаери, а ты был не в курсе.

Мужчина тяжело вздохнул и растерянно потер затылок.

— Вик, я сколько раз тебе говорил — не смешивай сказки и реальность. Шаери определяется не прикосновением или запахом. Ее нельзя определить поцелуем или еще чем-то. Все намного сложнее. Я узнал об этом только тем вечером в Париже. Всего пару дней назад. Клянусь.

Я тяжело сглотнула, схватилась рукой за шкаф, который так не вовремя оказался рядом, но сбегать не спешила.

— Почему тогда?

— Потому что в тот вечер мы впервые взглянули на тебя как на женщину. Я впервые взглянул. Нет, я знал, что ты женщина, и восхищался тобой. Но тогда впервые возникло желание… Да, надо было давно понять, что притяжение между нами возникло не просто так. Но ведь мы хорошо сработались, понимали друг друга. А рычание зверя я воспринимал как собственнические замашки… Наша секретарша, собственность и игрушка.

— Я не игрушка!

Но почему-то от этих слов не было больно. Потому что это не так страшно, страшнее другое. То, что изменить не получится.

— Ты шаери, и этого не изменить, — серьезно ответил Н’Ери. — Поверь мне, я тоже не в восторге. Мое будущее распланировано. Я знаю, чего хочу и когда хочу. В этом будущем нет места семье и тем более детям. Никогда. Ты не должна была появиться в моей жизни! Только не у меня. Я чужой, изгой, большую часть жизни проживший по законам людей, но не хищников. Я не хочу жить по их законам и уж точно не хочу заставлять тебя.

— Ты пытался затащить меня в постель, — прошептала едва слышно. — Ты знал, что я шаери, и пытался переспать со мной.

— Да, — не стал отрицать он и потер переносицу: уставший, растерянный и уж точно недовольный создавшимся положением. — Да, я хотел переспать с тобой и сейчас хочу. Забеременеть ты сейчас не можешь, а жажду зверя усмирить можно.

— И что это значит?

Ник вздрогнул и оттянул ворот футболки, словно она перекрывала ему кислород, мешала дышать. Я чувствовала себя так же.

— Черт. Корень перестает действовать. Вик, он с ума сходит от желания. Я схожу. Это невыносимая жажда. Мне с трудом удается себя сдерживать. Ты слышала о том, что во время опасных дней у женщин меняется запах?

— Д-да.

— Так вот, — медленно, четко, по слогам произнес Ник, не сводя с меня тяжелого взгляда. — В эти дни я не смогу его контролировать. Не смогу сдержать и его, и себя. Не помогут корень, таблетки и презервативы.

То есть ничего. Совсем! Одно радовало, опасные дни уже прошли. Сомневаюсь, что хищники настолько всесильны, что могут заделать ребенка вопреки естественным процессам, идущим в организме. Я очень на это надеялась. Но проверять не хотелось.

— Я сбегу. Уеду. Спрячусь, — выдавила через силу, вжимаясь спиной в стену, дрожа от страха и… предвкушения?

Хищный оскал, от которого сердце ухнуло вниз.

— Игра… Мы любим игры, Тор-р-р-ри. Мы найдем тебя. Из-под земли достанем. Но найдем. Ты же помнишь свой сон, ты знаешь, что будет. — С его губ срывалось самое настоящее рычание: вибрирующее, проникающее под кожу, туманящее рассудок.