Они все же услышали звук открывающейся двери…

– Вали ее! Вали!

И они открывают огонь.

Одновременно с этим в комнате за дверью раздается звук – безумно знакомый звук. Клацанье металлических пластин, быстро встающих на свои места, одна над другой…

Я знаю этот звук.

Знала…

Знаю.

От удивления едва не забываю пропустить пули. Они летят сквозь мою грудь…

И с лязгом отскакивают от чего-то металлического за спиной.

Оборачиваюсь – и разум отключается почти целиком. Функционирует только часть, напоминающая о необходимости оставаться неосязаемой.

Сзади, в багровых отблесках отраженного света, стоит Петр Распутин.

Колосс.

Почти голый – на нем только красные шорты. Какое-то время мне кажется, что это статуя. Статуя, сделанная неизвестно зачем. Может, как памятник, хоть и смысла в этом – ноль. Мутантов они ненавидят, называют «неприятелем». Зачем же им статуя Колосса? Очевидно, зачем-то нужна – вот она, здесь, стоит прямо передо мной. Конечно, это абсурд, но других объяснений быть не может – Колосс ведь мертв, это всем точно известно.

Тут голова статуи поворачивается, и она смотрит на меня. Смотрит с легким удивлением, будто чувствует, что знает меня, но никак не может вспомнить, кто я.

Статуя приходит в движение. Идет прямо на меня. Шквал пуль летит сквозь мою грудь. Кусочки свинца попадают в статую и отскакивают от нее, не причинив никакого вреда. Когда-то, целую вечность назад, в тринадцать с половиной, мне это очень нравилось. Если в Росомаху выпустят очередь, он покачнется, запнется, выпрямится и пойдет вперед, залечивая раны на ходу, и будет хвастать, что его никому не остановить. Колосс… мой Петр… вот его и вправду не мог остановить никто. Ему в любой ситуации море было по колено, а пули просто отскакивали от него. Иногда – даже попадая в самих стрелявших. И он не поднимал вокруг этого шума – просто шел вперед, брался за дело и доводил его до конца, не утруждаясь даже поглядеть, что там в него летит. Ходячая статуя, молчун, непрошибаемый снаружи, но такой мягкий и нежный внутри…

Я будто вижу со стороны, как раскрываю перед ним еще незрелое сердце, признаюсь в своих чувствах к нему. А он с грустью отвечает, что так нельзя. Надо же… Мир полон тех, кто тут же обманет твое доверие – хотя бы из удовольствия причинить боль невинному и беззащитному. А этот добрый русский великан опустил меня с небес на землю так мягко, как только смог. Потом я выросла, а его жизнь подошла к концу, и буквально каждый день я вспоминала о нем, представляла себе, что он жив, что мы вместе, что он любит меня, а я – его. Порой эти фантазии были так ярки, что я готова была послать ко всем чертям реальный мир и сдаться на их милость.

Видимо, так в конце концов и вышло. Столько ненависти к мутантам, столько раздоров… Видимо, все это и подкосило меня, свалившись мне на голову одновременно, без предупреждения. (Ладно, окей, на самом деле предупреждений было предостаточно.) И вот – он здесь, хотя этого никак не может быть. Очевидно, пора в отставку. На покой. А может, одна из пуль отчего-то не прошла сквозь меня, застряла в голове, и теперь, как говорится, вся прожитая жизнь проносится перед моими глазами?

Колосс проносится перед глазами…

…несется на меня…

…и пролетает прямо сквозь мои глаза. Проносится сквозь мое неосязаемое тело навстречу пулям и оказывается у меня за спиной. Слышится крик, скрежет ломающегося оружия, снова крик, и хруст костей, и снова крик, а я все стою, не в силах сдвинуться с места. Рука сама по себе поднимается и ложится на грудь. Он ведь в буквальном смысле тронул мое сердце – его тело прошло сквозь мое!

Что-то за спиной врезается в стену с ужасным хрустом, тут же сменившимся звуком, до жути похожим на предсмертный хрип.

Это приводит меня в чувство.

– Петр? – шепчу я.

Он медленно вдавливает голову одного из охранников в стену – с такой силой, что по стене ползут трещины. Что происходит с черепом этого парня, знает один только бог.

Сломанные винтовки валяются на полу. Один из охранников бежит, спасаясь от гибели.

Неужели тот, что в руках Петра, еще жив? Похоже, да. Но это ненадолго.

– Петр, хватит! – кричу я.

Петр отрывает охранника от стены, оставив на ней кровавую кляксу, и поднимает его в воздух, словно тот ничего не весит – впрочем, для Петра это так и есть. Подняв охранника над головой, Колосс кидает его вслед бегущему с поля боя товарищу с такой силой, что смотреть страшно. Оба охранника падают и замирают, лишившись сознания. Петр надвигается на них, готовясь добить, хоть они и совершенно беспомощны.

– Петр, хватит! – еще настойчивее повторяю я. Никак не могу понять, что происходит, кто и зачем все это устроил, но деваться некуда. Нужно разбираться. – Хватит! Ты же убьешь их!

Он оборачивается, смотрит на меня – и на этот раз, кажется, узнает. Металл, покрывающий его тело, тает, а с ним тают и мои последние сомнения. Нет, это не какой-нибудь робот. Это Петр. Живой.

– Катя? – шепчет он.

Так он всегда называл меня… Мое сердце вновь бьется в полную силу – как не билось целую вечность.

Он опускается на колени, будто для молитвы.

– Господи…

Его шепот исполнен недоверия – точно так же, как и мой разум. Петр не понимает, что происходит, он сбит с толку, подавлен. Он тянется ко мне, обнимает мои бедра. Чувствую живое тепло его мускулистых рук.

– Наконец-то… Господи… Неужели я… Господи… Неужели я наконец-то мертв?

Может быть, так оно и есть.

Может быть, на самом деле мы оба мертвы. Но если смерть и вправду такова, то жизнь, какой мне пришлось жить в последнее время, с ней даже сравнивать глупо.

Эмма Фрост изо всех сил старалась отогнать прочь помутившие разум чувства. В прошлом, пока в ее жизни не появился Скотт, это удавалось легко и просто. Но потом ее жизнь и Скотт сплелись так тесно, что не расплести. Вопреки всем инстинктам, она ослабила защиту и едва сумела заставить себя ослабить ментальный натиск, мысленно сделать шаг назад, чтобы оценить ситуацию… Из-за чувств к Скотту, истекавшему кровью, это далось ей куда тяжелее, чем обычно. На какой-то недолгий миг она позволила себе мысль: а может, ее отношения со Скоттом – обуза, не придающая, а отнимающая силы? Но Эмма тут же отвергла эту мысль как неприемлемую и сосредоточилась на сложившейся ситуации.

Росомаха неподвижно распростерся на полу. Зверь с низким горловым рыком замер, глядя на людей в броне. Хэнку явно хотелось броситься в атаку, но он понимал, что его держат на мушке и разнесут в клочья прежде, чем он успеет сделать хоть шаг.

– Ты, Коржик! На колени! – рявкнул на него один из солдат. – Или, клянусь богом, я тебя прикончу!