Песня оборвалась. Ники тут же помрачнел. С кислой миной он махнул мне и открыл дверцу в боку пончика.

– Садись, в центр подкину.

– Да брось, тебе же не по пути. Магазин ведь в трех кварталах отсюда.

– Я в центр еду, – уныло сообщил Ники. – По делу.

Под рекламной бутафорией обнаружился джип, кузов которого наполняли стеллажи с разноцветными пончиками.

– М-м! Аппетитно!

– Ты издевайся, издевайся…

– Нет, правда, отменно выглядят.

– Через полгода я продам бизнес и всякому, кто предложит мне пончик, буду ломать хребет.

– Не ты ли только что тут распевал с самым счастливым видом?

– Смейся, паяц!

– А, так это было сквозь слезы? Неужто с бизнесом дела настолько плохи?

– С бизнесом! Кому охота говорить о бизнесе?

– Ну, как дела с музыкой?

– Ха, с музыкой… Джино говорит, уверенность помогает.

– Ты ж мой хороший мальчик! Значит, уверенности прибавилось?

– Немножко… что-то прибавилось, да. Джино считает, что бизнес пора уже продавать.

– Ты же только что сказал, что остаешься еще на полгода.

– А у меня выбора нет, – злобно бросил Ники. – Мой компаньон, большой поклонник оперы, подстроил все так, что я не могу продать без его разрешения. Господи! Каким же я был младенцем неразумным!

– Ого, вот это неприятно. А кто он?

– Без понятия. От его имени выступает банк.

– И все-таки на вид дела-то идут неплохо.

– С твоей точки зрения – конечно. Этим бизнесом должен заниматься такой, как ты, а не такой, как я. Вот ты из тех, кому бы это понравилось – наблюдать за конкурентами, придумывать новые подходы, новые рекламные слоганы, всю эту муру. – Он похлопал меня по колену. – Человек двадцатого столетия! Повезло тебе, что ты не родился с талантом.

– Да-да, очень мило. Извини за вопрос, а по какому делу ты в центр едешь?

– А… Одна молочная компания размышляет над возможностью доставлять наши пончики по утрам на дом вместе с молоком. Позвали вот на встречу.

– «Размышляет над возможностью»?

– Ну, в смысле, они уже решили, что хотят, – уточнил Ники рассеянно.

– Ники! Да ты будешь деньги лопатой грести! Самородок! Вот это деловая хватка!

– Какой же ты бесчувственный!

– Не хотел тебя обидеть. Можно мне пончик?

– Возьми светло-зеленый.

– Он с отравой, что ли?

– Новый вкус хотим попробовать.

Я запустил в пончик зубы.

– Ого! Мята! Неплохо!

– Нравится? – живо спросил Ники.

– Тебе-то какая разница, артист?

– Если уж я обречен печь пончики, надо хотя бы печь их хорошо.

– Да, сохраняй мужество. Мне тут выходить.

Ники остановил машину, но даже не посмотрел в мою сторону, когда я вылезал. Он во все глаза уставился на что-то на другой стороне улицы.

– Ах ты лживый мерзавец! – пробормотал он и нажал на газ.

Через дорогу я увидел ресторан с неоновой рекламой: «Лучший кофе в городе».

Вскоре после Пасхи на мой день рожденья от Ники пришла посылка. Я не видел его почти год и предполагал, что неизвестный партнер Ники уже позволил ему продать долю, так что теперь мой богатый как Крез приятель снова целыми днями учится вокалу под руководством Джино. Идея доставки пончиков с молоком сработала, это я точно знал – молочник раз в три дня приносил нам полдюжины с мятной глазурью.

Посылка, доставленная с вечерней почтой, подтвердила по крайней мере часть этого предположения: Ники определенно купался в деньгах.

– Что это? – спросила Эллен.

– Не знаю. Судя по весу и размеру, там вполне может быть трехколесный велосипед.

Я разорвал многочисленные слои ярких оберток и был ослеплен серебряным чайным сервизом бог знает на сколько персон. Пожалуй, такого рода дар мог бы преподнести посол дружественного государства на бракосочетание какой-нибудь наследницы престола.

– Боже милостивый! – выдохнула Эллен. – А это что приклеено к подносу?

– Десятидолларовая банкнота. И записка. – Я стал читать вслух: – «Ты, небось, уже и не надеялся. Спасибо. С днем рожденья. Ники».

– Как неудобно, – сказала Эллен. – Я ума не приложу, куда его поставить…

– Мы могли бы оплатить этим остаток кредита на дом… – Я помотал головой. – Просто бред. Нет, надо вернуть.

Эллен снова завернула сервиз в бумагу, и я повез его Ники.

У двери в квартиру я чуть не развернулся, подумав, что он переехал. Под дверной колотушкой значилось имя «Джордж Б. Джеффри». Звуки с той стороны доносились тоже нехарактерные – танцевальная музыка и женские голоса. Прежде мне не случалось видеть Ники в компании женщины, кроме разве что его матери. Предполагалось – то есть им самим и предполагалось, что сотни прекрасных и талантливых женщин сами прибегут к нему, как только он достигнет карьерных успехов. Именно так было с его отцом, значит, так произойдет и с сыном.

Тут я вспомнил, что «Джордж Б. Джеффри» – это псевдоним, взятый Ники для бизнеса, и постучал в дверь. Мне открыла горничная в униформе. На одной руке она держала поднос с бокалами мартини.

– Да? – сказала мне она.

За спиной у нее была та самая квартира, некогда служившая обиталищем Ники, – только теперь безукоризненно прибранная и элегантно обставленная темной викторианской мебелью. На столе виднелся все тот же блокнот с торчащими вырезками, но переплет у него был новый, дорогой, из кожи и бархата. Афиши и фотографии со стен тоже никуда не делись – их спрятали под стекло и заключили в массивные позолоченные рамы. Все это больше напоминало ухоженный музей, чем однушку без перегородок между жилой зоной и кухней.

Судя по музыке и смеху, где-то там была вечеринка, но я не видел ни души. Поразительно, где все гости? Не в ванной же с туалетом они прячутся…

– Мистер Марино дома? – спросил я горничную.

– Мистер Джеффри?

– Э… да, мистер Джеффри. Я его друг.

Распахнулись тяжелые портьеры на одной из стен, и появился Ники – довольный, раскрасневшийся. Я сообразил, что стены между этой квартирой и соседней больше нет. Очевидно, теперь апартаменты Ники занимали весь этаж. То, что скрывали портьеры, я увидел лишь на секунду – там была комната, полная смеха, сигаретного дыма и самой новомодной роскоши. Я словно взглянул на закат из глубины пещеры.

– С днем рожденья, с днем рожденья! – поздравил меня Ники.

– А ты там что, неужели продажу бизнеса празднуешь?