– Ты увидишь его через год или даже раньше.

– Ты прав, – мысль о целом годе ужасает, но колдун пытается поддержать меня в своей странной манере, поэтому я соглашаюсь. – А ты? Как давно ты здесь?

– Не знаю, здесь всегда зима и тяжело понять. Я сбился со счёта после первого столетия. А с момента потери зрения прошло восемнадцать лет или около того.

Хозяин леса указывает на замешенное тесто, и я со снисходительной улыбкой хвалю его работу. Уголки губ колдуна дёргаются, и ему никак не удаётся скрыть горделивую, по-ребячески довольную ухмылку, будто не тесто замесил, а высшую магию продемонстрировал. Продолжаю я уже сама. Леплю пирожки, вытаскиваю готовую похлёбку, а потом отправляю тесто в печь. Бросаю взгляд в окно. Вечер пролетел легко и незаметно. Снаружи совсем стемнело, но в доме тепло и светло благодаря печи и многочисленным зажжённым свечам.

– Ты сказал, что отдал зрение ради защиты ребёнка. Что это был за ребёнок? – спрашиваю я, доставая две простые глиняные миски.

– Девочка, которой не повезло родиться между ноябрём и декабрём, – половник в моей руке вздрагивает, но колдун не знает об этом и продолжает: – Редко такое бывает, что ребёнок принадлежит двум месяцам сразу, но из-за чёрных волос отнесли её в лес, как поступают со всеми зимними детьми. Как я ни пытался отвадить Ноябрь, он всё равно её заметил, пожелал своей невестой сделать.

– С чего он решил сделать её невестой?

– Интересно ему стало.

– Интересно?!

– Да, – усмехается колдун, чувствуя моё изумление. – Когда-то давно Сентябрь, единственный из двенадцати месяцев, полюбил смертную и назвал своей невестой. С тех пор Ноябрь, любящий повторять за своим самым старшим братом, тоже невесту захотел. Мы все видели, как он недоумевал, следя за Сентябрём. Тот из-за привязанности к смертной испытывал человеческие эмоции, обычно нам недоступные. Он горевал после её смерти, а Ноябрь смотрел на брата, на его слёзы и смех, горе и радость как на неясную головоломку. Злило его собственное непонимание и решил, что смертная невеста – ключ к разгадке. Не знаю, чем ему приглянулась именно та девочка, может тем, что она и зиме принадлежит? Делиться Ноябрь не любит. Но сложнее стало с появлением Октября.

– Октябрь тоже хотел забрать того ребёнка?

Я разливаю похлёбку, стараясь ничем не выдать своего волнения.

Говорит ли он обо мне или был ещё ребёнок? Может, из другого княжества?

– Да, он тоже долгие годы смотрел на Сентябрь и не понимал его чувств, а когда Ноябрь выбрал избранницу первее, то Октябрь захотел её себе. Кто знает зачем. Может, чтобы защитить от Ноября, а может, чтобы убить. Почти забрали они её, однако я решил ребёнка не отдавать, ведь и зиме она принадлежит.

– Но зачем убивать?

– Затем, что в ней есть зима и осень, а значит, способна мне помочь. Знает Октябрь, что если поможет она мне, то братцу его младшему Ноябрю несдобровать за то, что он сделал с зимними братьями.

Если эта девочка я, то…

Все думают, что меня отвергли или просто не тронули.

Но оказывается, это колдун не дал меня забрать.

– Так та девочка и есть твоя невеста, которую ты ждёшь? – аккуратно спрашиваю я.

– Да.

– Она и вправду может тебе помочь?

– Да, но если она мертва, то шансов у меня больше нет, – ровно отвечает колдун.

Молюсь, чтобы руки тряслись не так сильно, пока несу полную миску к столу. Вряд ли колдун обрадуется, если я разолью на него горячую грибную похлёбку. Ставлю миску перед ним и аккуратно вкладываю деревянную ложку в руку, затем приношу свою порцию и сажусь с колдуном за один стол. Может, стоило бы бежать после слов о невесте, да только мне некуда.

– Почему ты зовёшь её невестой?

– Имя ее мне неведомо, да и Ноябрь злить весело. Знаю, что следит он, хоть и боится на снега ступить и встретиться со мной лицом к лицу.

– Ты сказал, что ты не колдун. Так как тебя зовут? – я удивляюсь своему спокойному тону, хотя внутри всё напряжено, а в горле ком едва даёт дышать.

Колдун поднимает на меня слепые глаза, и его губы расходятся в привычной мрачной улыбке.

– Все смертные знают моё имя, княжна. И тебе оно тоже должно быть известно.

Я не называю его имени, а колдун и не просит. Мы заканчиваем наш первый совместный ужин в длительном молчании. Мне слишком многое нужно обдумать, а хозяина этих снегов, кажется, вовсе не тяготит тишина. Я часто поглядываю в его сторону, наблюдая, как вначале он ест похлёбку, а затем пробует пирожок с грушей. Всё сложнее отделаться от мысли, что в своём ворчании он похож на старика, но капризами и беспомощностью – на ребёнка. Он даже оскорбляется, когда я предлагаю заштопать его плащ и кафтан. Правда, при этом я, не подумав, роняю, что, судя по стежкам, его одежду зашивал тот, кто иглу в жизни в руках не держал. Прикусываю губу, чтобы не смеяться, наблюдая за тем, как он оскорблённо округляет глаза.

– Ты не можешь наколдовать себе новую одежду? – спрашиваю я, оценивающе рассматривая зашитые дыры на плаще.

– Могу, но это лишняя трата сил, которых у меня и так немного. Раньше одежду мне приносил Март, но этот изворотливый пройдоха избегает меня около десяти лет.

– Март?! Настоящий Март месяц?! – подпрыгиваю я на месте.

– Именно он. И будь ты с ним знакома, княжна, так бы не радовалась. Такую чуму, как он, ещё поискать надо, – с недовольством хмурит брови хозяин дома, слыша восхищение в моём вопросе.

– Ты со всеми знаком?! А они сюда заходят?

– Иногда заходили. Особенно Март и Апрель.

– Правда, что Апрель самый красивый среди всех месяцев? – Я приподнимаюсь, опираясь на столешницу. – А позвать ты их можешь?

Колдун складывает руки на груди, откидываясь на спинку стула.

– Значит, тебе нравится Апрель, княжна?

– Я слышала, что он сказочно красив. В легендах говорится, что внешностью с ним могут сравниться лишь девушки, рождённые в апреле. Тяжело сомневаться, потому что моя сестра Мира рождена во второй весенний месяц и красивее неё нет во всём Ренске, – я не стыжусь своего воодушевления, выпаливаю всё, что знаю о весеннем месяце. – Если Апрель придёт, ты меня позовёшь? Хоть одним глазком позволь взглянуть!

Губы колдуна изгибаются в кривой усмешке.

– Твоя правда, княжна ренская, он очень красив, – колдун цедит эти слова с напряжением, почти сквозь зубы, – этот прохвост любит то юнцом появляться, то молодым мужчиной. Да таким, что нет ни одной девушки, которая перед ним бы устояла. Только крошит он сердца девиц с таким же треском, как весеннее тепло – лёд на реке. Всё ещё желаешь его увидеть?

– Да! – моментально отвечаю я.