Они так продолжают несколько минут, пока колдун не оказывается быстрее, хватает мальчишку за кафтан на груди и с лёгкостью, одной рукой, отрывает ребёнка от земли. Тот начинает капризничать, кричать, а потом плакать и выть, болтая ногами в воздухе.

– Сестрица, помоги! Помоги мне!

– Даже не пытайся, – вновь встряхивает его колдун, обнажая зубы в мрачном оскале. Половина его угольных волос влажная из-за многочисленных падений в снег.

– Сестрица!! – Мальчишка переходит на такой звонкий визг, что колдун морщится, а я подхожу к ним ближе.

– Может, отпустишь его? – аккуратно предлагаю я, касаясь пальцами напряжённой руки колдуна, которая держит ребёнка. – Он всё-таки слабее тебя.

– Мне нравится твоя лесть, княжна, но не обманывайся его внешним видом. Весенним месяцам нравится, как вы, смертные, называете их «младшими братишками». На деле Март бессмертен и может появиться в таком же теле, как и у меня. Просто он любит давить на жалость и клянчить пироги.

– Я не клянчу, – дуется Март.

– Ещё как клянчишь, – отрезаю я, и колдун хмыкает, довольный моей поддержкой.

– Шутки закончились. Говори, где часть моей души? – Он встряхивает мальчишку, и тот скисает, понимая, что ему не вырваться.

– Я правда забыл. Последние годы я к тебе не приходил, потому что искал, куда её дел. Знаю, что она в надёжном месте, но где это место… не помню. Дай мне лет тридцать, и я найду.

– Не дам!

– Ну хоть двадцать!

– Нет!

– А десять?

– Я умираю! И лес умирает вместе со мной! У меня нет и года!! – орёт колдун, а последовавшая за этими словами тишина угрожающе звенит.

Март поднимает голубые глаза. Вмиг веселье, капризы, недовольство и лукавство исчезают. У меня по спине проходит дрожь, теперь отчётливо видно, что глаза мальчишки не принадлежат смертному существу. Его лицо по-прежнему похоже на ребёнка, но губы и брови изгибаются совсем по-другому. Он почти перестаёт моргать, а зрачок сужается и больше не меняет своего размера. Однако после слов колдуна меня это не волнует и не пугает. Я тоже перевожу взгляд на мужчину, осознавая услышанное.

– Если этот лес умрёт – зима никогда не вернётся. Круговорот года будет полностью нарушен. Земля продолжит гнить, и не сразу, но всем смертным, животным и растениям придёт конец, – сухо добавляет колдун и разжимает пальцы. Март падает на снег, но не издаёт и писка. Молча поднимается на ноги как ни в чём не бывало. – У тебя меньше года. Принеси мне вторую часть души.

– Но ты всё равно не сможешь разбить лёд, – неожиданно взрослым голосом говорит Март, своим немигающим взглядом следя за колдуном. – Тот мальчишка, что брыкался и канючил, исчез, уступая место кому-то совсем другому.

– Может, сумею, если буду целым. Не узнаю, пока не попробую.

– Я понял и сделаю всё, что смогу.

Колдун устало отмахивается, словно короткая погоня за весенним месяцем вытянула из него все силы.

– Я пойду в дом первым, княжна. Ты уже знаешь дорогу, возвращайся, когда пожелаешь, – бросает он мне напоследок.

Мы с Мартом остаёмся стоять, пока силуэт мужчины не исчезает среди деревьев. Чуя неладное, я моментально хватаю Март за ворот дорогого кафтана, когда тот превращается в знакомого нахального мальчугана и пытается удрать.

– Не так быстро! – Мне бы стоило бояться его, всё-таки передо мной настоящее воплощение одного из бессмертных двенадцати месяцев, но я не чувствую ни капли благоговения. Мне необходимы ответы. – Расскажи всё.

Я со всей серьёзностью разворачиваю Март к себе. С каждой секундой всё отчётливее понимаю сказанное колдуном, и какой-то неведомый глубинный страх ширится у меня внутри, будто пропасть. Это не тот страх, от которого трясёшься всем телом, это тот, от которого внутри всё замерзает, покрываясь изморозью.

– Расскажи мне правду о Ноябре и зимних братьях. Что произошло? – настаиваю я.

Нехотя, но присаживаюсь на большой камень, когда Март жестом просит меня об этом. Встряхиваю головой, избавляясь от мысли, что здесь колдун часто кормит птиц. Сколько ещё он сможет продолжать это делать? Неужели у него действительно лишь год?

– Я бы хотел сказать, что во всём виноват Ноябрь, но и моей вины не меньше, – серьёзным тоном начинает Март. Он не садится рядом, а продолжает стоять и смотреть в направлении, куда ушёл колдун. – Я начну с начала. Мы – двенадцать месяцев, бессмертные братья друг другу. Это правда, что убить нас нельзя. По крайней мере, ни у кого до сих пор не вышло, но и правда, что самые сложные отношения были с зимними братьями. Не все мы дружны, но я первый иду после них и люблю их не меньше, чем своих весенних братьев. Я чаще остальных бываю среди людей, нравится мне гулять по разным княжеским городам, поэтому слышал все ваши легенды и сказки. Но многое вы не помните. Ты бы видела, сестрица, какие красивые безветренные снежные ночи у Декабря. Насколько морозно дыхание Января, до кристаллов в воздухе. А о братце Феврале смертные говорят как о самом слабом, но не видали они его метелей и снежной мглы.

Вначале его восхищение наполняет меня воодушевлением, я подаюсь вперёд, желая узнать больше, но оглядываюсь вокруг, и радость уходит, оставляя мне ещё большее чувство тоски от мысли, что и этот снег может исчезнуть навсегда.

– Почему колдун сказал, что людям и животным придёт конец?

Март смотрит на меня с жалостью, позволяя осознать, что и я принадлежу к тем, кому, по словам хозяина этих мест, осталось недолго.

– Он говорил о круговороте года. Когда сезоны и месяцы сменяются друг за другом. Никто из нас, включая Ноябрь, не знал, чем обернётся исчезновение зимы. Сами мы открыли важность круговорота, лишь потеряв зимних братьев, а уж людям и подавно этого было не понять. Перемены протекали очень медленно, столетиями, но теперь даже вы, смертные, замечаете последствия. Земля и реки умирают, отравленные мёртвой водой от осеннего перегноя.

– Но перегной питает землю, разве нет?

– Верно, сестрица, но только отчасти. Осенью в земле застаивается дождевая вода, смешивается с перегноем и становится мёртвой. Ничего плохого в ней не было, пока существовал круговорот года, ведь следом за осенью всегда шёл Декабрь, чей снег – настоящая живая вода. Раньше, на протяжении всех трёх зимних месяцев, земля спала, обновлялась, а по весне питалась растаявшей живой водой. Та впитывалась в почву и попадала в реки. Земля и воды после зимы были полны сил и жизни, чтобы помочь цветам и почкам на деревьях распуститься, чтобы летом рос новый урожай и дал возможность людям и животным прожить весь следующий год. Зима была периодом необходимого отдыха для почвы и рек, дабы на протяжении весны, лета и осени цвести и давать богатый урожай для всего живого. Даже мы – месяцы – любим человеческую пищу, хоть она и не обязательна для нашего выживания.

– То есть гниющий урожай – это последствия того, что зимы давно не было? Дальше будет хуже?