И началась дискуссия.

«Ну и что? Разве не мог покойный отдать страну невесте? Ведь существует указ Государя Петра Первого о престолонаследии, и его никто не отменял. Кому захочет Государь – тому и отдаст Империю». «Но тогда должно быть императорское завещание», – парировал фельдмаршал. «Завещание напишем», – предложил князь Алексей, самый могущественный из Долгоруких, отец Ивана, фаворита, и Екатерины, невесты Императора.

И Василий Лукич, блестящий дипломат, начал было писать лжезавещание, но потом бросил: «Чего писать, если подписать не сумеем. Там Остерман стережет умирающего, чует…» И тогда Иван сообщил удивительное: он может подписать за Петра. Они не раз баловались с другом-Императором, и Иван подписывал указы вместо него.

Он тут же показал свое искусство – продемонстрировал Петровскую подпись. Вышло отлично. Но фельдмаршал Василий Долгорукий отнесся к подделке брезгливо. «К тому же, – пояснил он, – гвардия не примет Императрицей невесту». «Так ты ж у них полковник, прикажи», – удивился Василий Лукич. «Не послушают или, того хуже, убьют…»

Фельдмаршал по-прежнему был против затеи, но завещание они все-таки составили, и Иван удачно подписал его за Царя. Решили: как только монарх умрет, огласить его «последнюю волю» на заседании Верховного Тайного Совета, где будет решаться, кого звать на трон!

В это время пришла весть из дворца: скончался!

Четырнадцатилетний Царь умер в тот самый день, когда должны были состояться две свадьбы – его и друга Ивана. Так Петр Второй во второй раз и уже навсегда ускользнул от нелюбимой невесты.

Но это была не просто смерть очередного Царя. С кончиной Петра Второго пресеклась мужская линия династии Романовых. Остались только женщины…

Узнав о смерти друга, Иван, выхватив шпагу, побежал по комнатам, крича: «Да здравствует Екатерина Вторая!» Но ему велели замолчать.

На следующий день в Лефортовском дворце собрались члены Верховного Тайного Совета – решать судьбу Царства. Кроме Верховников, на заседание были приглашены два фельдмаршала – Михаил Голицын и Василий Долгорукий. Таким образом, на заседании абсолютно доминировала древняя знать – Долгорукие и Голицыны.

Поначалу дело казалось ясным. Они поцеловали крест – дали клятву покойной Екатерине Первой соблюдать ее завещание, согласно которому в случае смерти бездетного Петра Второго на престол должна была вступить старшая из дочерей Петра и Екатерины, Анна. Но черноволосая, тоненькая красавица Анна умерла от чахотки в Голштинии – наследие петербургского климата. Правда, в браке с герцогом Голштинским она успела родить мальчика. Новорожденному Карлу Петеру Ульриху было на тот момент два года. И сын Анны становился первым кандидатом. Вторым кандидатом, согласно завещанию Екатерины Первой, являлась ее младшая дочь – красавица Елизавета. Но кто же исполняет волю покойников! Дочерей Екатерины в качестве претендентов на трон члены Совета отвергли с самого начала. Саму тему потомков Великого Петра от брака с Екатериной сразу закрыл князь Дмитрий Михайлович Голицын.

Дмитрия Голицына, несмотря на его консервативные взгляды, уважал наш Преобразователь. Ибо князь был одним из немногих неподкупных. Петр ставил его во главе ведомств, связанных с деньгами: Камер-коллегии – главного финансового ведомства, и Коммерц-коллегии, покровительствующей торговле. В Сенате он заведовал финансовыми вопросами. После смерти Петра поддержал Екатерину – правда, в обмен на звание члена Верховного Тайного Совета.

Сейчас князь Дмитрий Михайлович был непреклонен. «Завещание худородной обсуждать не будем. И ублюдков Петровых обсуждать не будем». Обе Цесаревны, Анна и Елизавета, как мы помним, были привенчаны, то есть рождены Екатериной до брака, и долгое время считались незаконными – «выблядками», как грубо именовал таких народ. Голицын прибавил: «И также завещание, приписываемое Петру Алексеевичу, обсуждать не будем. Оно подложное».

Василий Лукич попытался ответить с негодованием, но Голицын повторил жестко: «Подложное!»

Долгорукие более возражать не осмелились.

С этого момента князь Дмитрий Голицын возглавил обсуждение. Он сказал: «Но мы можем рассмотреть старшую линию, то есть потомков Царя Ивана Алексеевича». И присутствующие поняли: это выход! Хотя потомков мужского пола у Царя Ивана не имелось, но зато женский пол был представлен щедро – три дочери! И все благородных кровей – рождены Иваном от московской боярыни.

Начали перебирать этих дочерей. Старшая, Екатерина, была выдана Петром за герцога Макленбургского. Она слыла сварливой, обладала ужасающим характером, за что получила прозвище «Дикая герцогиня». Ее отвергли, не обсуждая.

Младшая, Прасковья, отпадала (морганатический брак с генералом Дмитриевым-Мамоновым лишал ее трона).

Зато имелась средняя, Анна! Она была хорошо известна при дворе – мужеподобная, огромного роста, большеглазая, с одутловатым смуглым лицом, большим животом и большой грудью. И немолодая. Одним она казалась уродливой, другим, благодаря росту и неторопливой походке, – величественной, но никто не мог назвать ее красивой. «Престрашного зраку [вида. – Э. Р.] девица», – сказал о ней современник.

Петр выдал ее за курляндского герцога. Но тот умер. Прошло уже двадцать лет ее вдовства. Теперь ей было тридцать семь. Она вечно нуждалась в деньгах. Во множестве писем из Митавы, столицы Курляндского герцогства, она жалобно просила помочь дядюшку-батюшку Петра и тетушку-матушку Екатерину: «Принуждена в долг входить, но, не имея чем платить, кредиту не будет нигде иметь». Когда деньги совсем кончались, она приезжала в Петербург и месяцами жила там на скудном иждивении прижимистого дядюшки Петра…

Верховники понимали, каким великим благодеянием станет для Анны предложенная корона. И как она будет покорна и благодарна им. Все дружно прокричали: «Виват!» Так они радовались, осуществляя знакомую идею, – посадить на трон «не способнейшего, но удобнейшего». Хотя именно так сделал недавно Меншиков – и что получил! Но, слепые и беспамятные, они занимались тем же – сажали на трон удобнейшую.

Однако История – не добрая учительница, она злая надзирательница. И беспощадно бьет, когда не понимают ее уроки.

Итак, поняв, кого посадят на трон, члены Совета решили воспользоваться своим выбором в полной мере. Именно тогда князь Дмитрий Михайлович Голицын произнес ключевую фразу, которая должна была переменить всю жизнь России. Он сказал: «Предложив ей корону, хорошо бы нам и себя полегчить. – И пояснил не понявшим его слов соратникам: – Воли себе прибавить…» Он был уверен: перезрелая неудачница на все пойдет, только бы получить корону. «Сначала, может, и пойдет. Но потом ее не удержим», – сказал все тот же скептик фельдмаршал князь Василий. «Удержим. Заставим клятвенно подписать Кондиции [условия. – Э. Р.] и этими Кондициями удержим», – возразил Дмитрий Михайлович.