— Стало куда сложнее, когда дело дошло до внешних планет иих спутников, — сказал я. — Там поначалу не применяли орбитальныхтелеоператоров. Из-за экономических и некоторых нерешенных технических проблем.В первую очередь — из-за экономических. Во всяком случае, на избранные мирыбыли высажены механизмы, но операторы остались дома. Потому что при примененииуправления с помощью обратной связи из-за расстояния возникала проблема сзапаздыванием сигнала. Получить информацию с планеты занимало некоторое время,а затем требовалось время, чтобы команда совершить то или иное действиедостигала телеуправляемого механизма. Компенсировался этот недостаток двумяспособами: первый заключался в использовании стандартного набора«раздражение-ответ», второй был куда более сложным и именно здесь пошли в делокомпьютеры в цепях управления. Это достигалось включением в программу факторовоценки окружающей обстановки, обогащенную затем первоначальнойпоследовательностью «ожидание

— необходимое движение». На основе этого компьютериспользовали затем для выбора улучшенной программы реакции на внешние условия.Наконец, компьютер был включен в другую цепь, позволяющую выбрать наилучшуюкомбинацию анализа обстановки и ответной реакции. Конечно, и здесь наш железныйпосланец мог призвать на помощь человека, когда происходило нечто совсем ужнепредвиденное. Итак, во время исследования внешних планет подобные устройстване были ни целиком автоматизированными, ни целиком контролируемыми, — ницеликом соответствующими требованиям — поначалу.

— Ладно, — сказал он. — А следующий шаг?

— Следующий шаг не был шагом в полном смысле этого слова сточки зрения техники телеуправления. Этому была причиной экономика. Кошелькиразвязались, и мы получили возможность послать туда своих людей. Мы высадили ихтам, где смогли, послали телеуправляемые манипуляторы и операторов для них наорбитальные станции. Все, как в прежние времена. Проблема запаздывания сигналаотпала, потому что оператор был рядом и снова успешно справлялся со всем.Пожалуй, если хотите, вы могли бы расценить это как возвращение к прежнимметодам. Именно так мы по-прежнему зачастую и поступаем — в тех случаях, когдаэто необходимо.

Он покачал головой.

— Вы что-то пропустили между компьютерами и увеличившимсябюджетом.

Я кивнул.

— Несколько штучек было испытано на протяжении этогопериода, но ни одна из них не оказалась столь же эффективной, как то, что мыуже имели от партнерства человека и компьютера с телеуправлением.

— Там был один проект, — уточнил он, — попытка обойти неприятности,связанные с задержкой сигнала благодаря посылке компьютера с телеуправлениемкак части механизма. Только компьютер не был в полном смысле слова компьютером,а механизм телеуправления не был просто механизмом телеуправления. Вы знаете отой попытке, о которой я вас спрашиваю?

Я закурил, обдумывая это, а затем ответил:

— Думаю, вы имеете в виду Палача.

— Верно, и это как раз то, о чем я меньше всего знаю. Можетели вы объяснить мне, как он работает?

— В конце концов он попал в катастрофу, — заметил я.

— Но поначалу он работал.

— Очевидно. Но только в легких условиях, на Ио. Ониспортился позднее и был списан как потерпевший аварию. Рискованное предприятие— это была с самого начала чересчур честолюбивая затея. Что, казалось, и должнобыло случиться тогда, когда человек получает благоприятную возможность длясоединения авангардных проектов, тех, что все еще находятся в стадииисследовательских разработок, с совершенно новым оборудованием. Теоретическивсе это казалось совмещающимся настолько прекрасно, что они уступили искушениюи объединили слишком много нового. Начало было хорошим, но конец — плачевным.

— Но что включала в себя эта штука?

— Господи! Чего только не было! Компьютер, который был несовсем компьютером… Ладно, начнем вот с чего. В последнем столетии три инженераиз Висконсинского университета — Нордман, Перментир и Скотт — совершенствовалиизобретение, известное как сверхпроводимый туннельно-соединенный нейристор. Двекрохотных полоски металла с тонким изолятором между ними. В сверхохлажденномсостоянии он пропускает электрические импульсы без сопротивления. Окружите ихмагнитным материалом, сведите воедино множество их — биллионы, и что выполучите?

Он покачал головой.

— Ну, что касается этой штуки, то была получена такаяситуация, когда совершенно невозможно было составить схему и учесть всесоединения и связи, которые могли быть образованы. Чем не точное подобие мозга?Итак, теоретизировали они, вы даже не пытаетесь механически отладить такойприбор. Вы просто накачиваете туда сведения и позволяете искусственному мозгуустанавливать свои собственные связи, которые он сможет посредствомнамагничивающегося материала, становящегося все более намагниченным каждый раз,когда ток проходит через него, разрывая таким образом сопротивление.Искусственный мозг создает свои собственные цепочки способом, аналогичнымфункционирующему живому мозгу, когда тот что-то изучает.

В случае с Палачом они использовали устройство, оченьнапоминающее нечто подобное, и им пришлось упаковать более десяти биллионовячеек нейристорного типа в очень маленьком пространстве — около кубическогофута. Они стремились к этой магической цифре, потому что это приблизительносоответствует количеству нервных клеток в человеческом мозге. Вот именно это яи имел в виду, говоря, что это был не совсем компьютер. Они действительноработали над проблемой создания искусственного интеллекта — неважно, как ониназывали его.

— Если эта штука располагала своим собственным мозгом —компьютерным ли, квазичеловеческим ли — тогда это скорее робот, а неманипулятор, верно?

— И да, и нет, и может быть, — ответил я. — Она начала своесуществование как манипулятор, работавший здесь, на Земле — на океанском дне, впустыне, в горах, и это было частью его программирования. Я полагаю, вы моглибы назвать это также его обучением — или воспитанием. Возможно, что это дажеболее подходящее слово. Все это было обучением тому, как вести разведку всложных условиях и отдавать отчет. И когда Палач овладеет этим, его создателитеоретически могут направить его туда, в небеса, без каких-либо управляющихцепей и позволить ему сообщать о его собственных открытиях.

— И с этого момента такую машину считали бы роботом?