— Просто пытаюсь выстроить географическую карту, — поясниля.

— А сенатор Брокден в Вашингтоне?

— Нет. Он вернулся в Висконсин и сейчас забился в берлогу всеверной части штата. С ним четверо моих парней.

— Понятно.

Я сварил еще кофе и уселся снова. Мне вообще не нравилосьэто дело, и я решил не браться за него. Хотя мне и не нравилась необходимостьсказать Дону решительное «нет». Его поручения стали важной частью моей жизни, аэто было не просто работой для ног. Оно было для него, очевидно, важным, и Донухотелось, чтобы я взялся за него. Я решил поискать лазейку, найти какой-нибудьспособ свести дело к какому-то подобию работы телохранителя в процессе развитиярасследования.

— Кажется весьма своеобразным, — заметил я, — что Брокденединственный, кто боится своего детища.

— Да.

— …И что он не называет причин этого.

— Верно.

— Плюс его состояние и то, что доктор сказал о влиянии егосостояния на его разум.

— У меня нет сомнений, что он невротик, — сказал Дон. —Погляди на это.

Он дотянулся до пальто и вытащил пачку бумаг. Порывшись вних, он извлек единственный лист, который предал мне.

Это был обрывок бланка Конгресса, судя по тексту сверху, ана нем было нацарапано послание.

«Дон, — гласило послание, — мне нужно увидеть тебя. ЧудовищеФранкенштейна только что вернулось оттуда, куда мы загнали его, и оно ищетменя. Будь проклята вселенная, пытающаяся замучить меня! Позвони мне между 8 и10. Джесс».

Я кивнул, протянул было лист назад, но затем придвинулснова. Сатана тебя побери!

Я отхлебнул кофе. Мне казалось, что я давным-давно поджидалподобное дело, но я отметил и кое-что из того, что непосредственно обеспокоилименя. С краю, где обычно бывают такие пометки, я увидел, что Джесси Брокден былв комитете по наблюдению за программой Центрального банка данных. Я вспомнил,что комитет этот был создан для разработки серии рекомендаций посовершенствованию работы Банка. Прямо сейчас, без подготовки, я не помнилпозицию Брокдена по какому-либо спорному вопросу, в обсуждении которого онучаствовал, но — о, черт! Просто это было слишком серьезным, чтобы его можнобыло изменить, и, существенно, сейчас. Но Центральный банк был единственнымреальным чудовищем Франкенштейна, которое меня беспокоило, и там всегда былавозможность… С другой стороны… вот черт, опять! Что, если я позволю емупогибнуть, когда мог бы спасти, и он был бы тем, кто?..

Я еще отхлебнул кофе. Закурил новую сигарету.

Должен был быть способ выполнить это задание так, чтобы Дэйвдаже близко не был замешан. Я мог бы перво-наперво переговорить с ЛейлойЗакери, поглубже копнуть убийство Барнса, собрать самые последние известия оразвитии всех дел, побольше разнюхать о корабле в Заливе… Я бы сумел добитьсякое-чего, даже если бы это кое-что было опровержением теории Брокдена, и безтого, чтобы наши с Дэйвом тропки пересеклись.

— Все, что есть на Палача? — спросил я.

— Здесь, справа.

Он положил данные наверх.

— Полицейский отчет об убийстве Барнса?

— Здесь.

— Адреса всех, кто замешан в деле и некоторые подробности оних?

— Здесь.

— Место или места, где я могу разыскать вас в течениенескольких следующих дней — в любой час? В этом деле может потребоватьсякоординация некоторых действий.

Он улыбнулся и достал ручку.

— Рад побывать у вас на борту, — сказал он.

Я протянул руку и постучал по барометру. Затем тряхнулголовой.

Звонок разбудил меня. Рефлекторно перенесясь через комнату,я включил звук.

— Да?

— Мистер Донни? Восемь часов.

— Спасибо.

Я повалился в кресло. Меня можно охарактеризовать какчеловека с поздним зажиганием. Каждое утро я раскачивался понемногу. Основныежелания медленно потекли по серому веществу. Медленно я протянул свою лапу ищелкнул когтями по паре номеров. Потом прокаркал заказ — завтрак и побольшекофе — обладательнице ответившего мне приятного голоса. Получасом позже я ужемог рычать. Затем вышел, покачиваясь, в то место, где течет вода, чтобыобновить свои контакты.

Несмотря на то, что в крови гуляло нормальное количествоадреналина и сахара, я почти не спал предыдущей ночью. Я закрыл лавочку послеухода Дона, набил карманы всем, в чем может появиться острая нужда, покинул«Протей», отправился в аэропорт и сел в самолет, который унес меня в Сент-Луисв спокойные часы темноты. Я не спал во время полета, размышляя о деле, о тойзадаче, решить которую я прибыл к Лейле Закери. По прилету я устроился в мотельаэропорта, оставил записку с просьбой разбудить меня в определенный час ипровалился в сон.

Пока я ел, я пересмотрел записи, которые дал мне Дон.

Лейла Закери в настоящее время была одинока, разведясь сосвоим вторым мужем чуть менее двух лет назад; ей сорок шесть, живет она вквартире вблизи госпиталя, в котором работает. К досье было прикреплено фотодавности этак десятилетней, и, судя по всему, Лейла была светлоглазойбрюнеткой, комплекцией где-то между полнотой и толщиной, с фантастическимистеклами, оседлавшими вздернутый нос. Она опубликовала немало книг и статей сзаголовками о всяких умопомешательствах, функциях, трудах, социальныхконтекстах и так далее.

У меня не было времени на то, чтобы действовать своимобычным методом, становясь полностью новой личностью, существование которойподтверждает вся его история в Центральном банке данных. Только имя и легенда —и все. Хотя на этот раз не казалось необходимым даже это. На этот раз разумнымподходом казалось нечто приближенное к настоящей правдивой истории.

Я воспользовался общественным транспортом, чтобы добратьсядо ее дома. Я не стал предварительно звонить, потому что отказать во встречеголосу в телефонной трубке куда проще, чем пришедшему человеку.