К счастью, в данный момент, похоже, именно такую он и имел —еще до того, как я почувствовал, что помираю от безделья.

Мы прикончили наше пойло, потребовали счет и расплатились.

— Сюда, — сказал я, показывая на заднюю дверь, и онзавернулся в пальто и последовал за мной.

— Поговорим здесь? — спросил он, когда мы двинулись вдольаллеи.

— Пожалуй, нет, — сказал я. — Прокатимся, потом побеседуем.

Он кивнул и двинулся дальше.

Тремя четвертями часа позднее мы сидели в салоне «Протеуса»и я готовил кофе. Холодные воды залива мягко покачивали нас под безлуннымнебом. Я зажег лишь пару маленьких светильников. Уютно. За бортом «Протеуса» —толпа, сумятица, бешеный темп жизни в городах, на земле, ифункционально-метафизическую отдаленность от всего этого могли обеспечить всегонесколько метров воды. Мы с огромной легкостью повсюду изменяли ландшафт, ноокеан всегда казался неизменным, и я полагал, что мы пропитывались каким-точувством безвременья, когда оставались с ним один на один. Может быть, это однаиз причин, по которым я так много времени проводил в океане.

— Вы впервые принимаете меня здесь, на борту, — сказал он. —Удобно. Весьма.

— Спасибо. Сливки? Сахар?

— Да. И то, и другое.

Мы уселись с дымящимися кружками, и я спросил:

— Ну, так что у вас?

— Одно обстоятельство, родившее две проблемы, — ответил он.— Одна из них такого рода, что выходит за пределы моей компетенции. Другая —нет. Я скажу, что это абсолютно уникальная ситуация и, соответственно, требуетспециалиста высокой квалификации.

— Я вообще не являюсь специалистом по чему-нибудь. Разве что— специалистом по выживанию.

Он неожиданно поднял глаза и уставился на меня.

— Я всегда предполагал, что вы ужасно много знаете окомпьютерах, — заметил он.

Я смотрел вдаль. Это был удар ниже пояса. Я никогда необнаруживал себя перед Доном как авторитет в этой области, и между нами всегдасуществовал неписанный договор о том, что мои методы работы, обстоятельства иличность находятся вне обсуждения. С другой стороны, ему должно было быть ясно,что мои познания этих систем обширны и глубоки. И все-таки мне не нравилосьобсуждать это. Итак, я ринулся обороняться.

— Компьютерных мальчиков сейчас — на гривенник дюжина, —сказал я. — Возможно, в ваши времена было иначе, но сейчас начинают обучатькомпьютерным премудростям с подросткового возраста, с первого года в школе. Также, как и любой представитель моего поколения.

— Вы знаете, что я имел в виду не это, — пояснил он, — иливы не знакомы со мной достаточно давно для того, чтобы доверять мне несколькобольше, чем сейчас? Это весьма близко касается характера предстоящей вамработы. Вот и все.

Я кивнул. Реакция по самой своей природе не самаяподходящая, и я вложил немало эмоций в ее проявление. Итак…

— Ладно, я знаю об этом побольше подростка-школьника, —согласился я.

— Спасибо. Возможно, в этой точке мы и расходимся, — онотпил кофе. — Моя собственная подготовка — закон и учет, затем — армейская,военная разведывательная, затем — штатская служба в разведке. Затем я занялсямоим сегодняшним бизнесом. Тот технический персонал, в котором я нуждался, яподбирал на время — одного здесь, другого там. Я многое знаю о том, как оно этоделает. Я не понимаю всего, как они устроены во всех деталях, так что я хочу,чтобы вы начали сначала, с азов и объяснили мне все настолько, насколькосможете. Мне необходимо основательно подготовленное обозрение, и если высумеете обеспечить его, я одновременно пойму, насколько вы подходите для этойработы. Вы можете начать рассказ с того, как работали первые космические роботы— например, рассказать о тех, что использовались на Венере.

— Это не компьютеры, — сказал я, — и что до венерианских, тоэто даже и не роботы. Они — машины с телеуправлением, манипуляторы.

— А в чем отличие?

— Робот — это машина, которая производит определенныедействия в соответствии с инструкциями, заложенными в программу.Телеуправляемый же механизм — раб оператора, осуществляющего дистанционноеуправление. Он действует только в тесном контакте с оператором. В зависимостиот того, насколько вы умелы и опытны, связь может быть аудиовизуальной,осязательной, даже обонятельной. Чем более совершенно вы хотите выполнить работы,тем более антропоморфным должно быть ваше устройство.

Что касается Венеры, если я правильно помню,человек-оператор на орбитальной станции надевал экзоскелет, контролировавшийдвижение туловища, ног, рук, кистей, устройства на поверхности планеты,управляя движением и воспринимая обстановку с помощью системы обратной связи. Унего был шлем, управляющий телевизионной камерой механизма, вмонтированной вбашенке и передающей ему картину того, что открывалось перед манипулятором наВенере. Он также одевал наушники, соединенные со звукоуловителями. Я читалкнигу, написанную таким оператором. Он писал, что на протяжении долгого временизабывал о том, что находится в кабине и является главным звеном в цепиуправления: он действительно чувствовал себя так, словно пробирался по адскомуландшафту. Я помню, что меня это очень взволновало — ведь я был еще подростком,и я мысленно бродил по окрестным лужам, сражаясь с микроорганизмами.

— Почему?

— Потому что на Венере не было драконов. Во всяком случае,эти телеуправляемые механизмы — вещи совершенно иные, нежели роботы.

— Теперь расскажите мне об отличиях первых телеуправляемыхмашин от манипуляторов последнего поколения.

Я отхлебнул немного кофе.