– Мне у вас очень хорошо, – заверила его девушка. – Я подозреваю, что являюсь для всех вас большой обузой, но вы очень терпеливы.

Она закинула ногу на ногу, и Александр похолодел, увидев, что на ней нет нижнего белья. Впрочем, у него хватило благоразумия сделать вид, что он ничего не заметил.

– Никакая вы не обуза, – сказал он. – Наоборот, вы нам очень нравитесь.

– Вы очень добры, – улыбнулась девушка. – Спасибо, что вы позволили мне здесь находиться.

– Я просто уверен в том, что вы станете членом нашей семьи, – проговорил Александр уже официальным тоном, поднимаясь с кресла.

Они обменялись улыбками, и он покинул гостевую комнату с ощущением того, что только что изменил Евгении. Когда он лег рядом с женой, она лишь слегка пошевелилась, даже не узнав о том, что он ее покидал. Он потушил ночник и стал думать о Марии, которую по странной прихоти судьбы занесло в их дом. Потом его мысли переметнулись к Евгении, к Василисе, к делам на работе. Он долго не мог уснуть в ту ночь, лежа на большой супружеской кровати рядом с Женькой, которая тихонько посапывала. Но, проваливаясь в сон, он не видел лица своей жены – перед его глазами стояла Мария, голая и прекрасная, как богиня…

Встав на следующее утро, как обычно, по звонку будильника, Евгения застала своего мужа в ванной комнате, внимательно рассматривающего свое отражение в зеркале.

– У тебя появилась угревая сыпь? – спросила она, включив кран с водой.

– Не говори глупости! Просто смотрю на свое лицо. Как ты думаешь, мне не пора еще делать пластику?

– Что? – переспросила Женька и расхохоталась. – Ты в своих заботах о внешности и правда скоро сойдешь с ума. Успокойся, милый, ты прекрасно выглядишь. И вообще, я считаю, что стоит стареть естественно.

– Стареть?! – испугался он и еще пристальнее вгляделся в зеркало, словно ожидая увидеть там морщины и двойной подбородок. Но ничего подобного у него пока не наблюдалось, за исключением слегка набрякших век и поперечной морщины на лбу, о которой он всегда говорил, что она «мимическая», а вовсе не старческая. – Вечно ты любишь шутить на эту тему, Женька, – обиженно сказал он. – Ну, что ты заладила – «стареть» да «стареть»? Мне, между прочим, еще только сорок два года! Я, можно сказать, в самом расцвете лет!

– Просто меня смешит твоя озабоченность собственной красотой. Честное слово, похоже, будто в нашей семье мы поменялись местами: я – мужчина, ну а ты – женщина. Я никогда не ною, что у меня слегка поплыл овал лица, да и под глазами появилась сеточка морщинок.

– Какой ужас! – уставился он на жену так, словно боялся, что она на его глазах превратится в старуху. Евгения показалась ему заспанной, но вполне свежей на вид. Он немного успокоился. – Можно подумать, я возражаю против твоей пластической операции. Иди да делай. Но ты ведь не пойдешь?

– Нет, не пойду, – покачала головой Евгения, выжимая из тюбика зубную пасту. – Вот чего я не могу понять, так это когда ты наконец успокоишься и поймешь, что старение – это закономерный процесс любого организма!

– Не могу слушать эту ерунду! – заявил он. – Я буду сопротивляться столько, сколько смогу. И, кроме того, тебе же известно о том, что первое впечатление никогда нельзя произвести дважды.

– Кого это ты собрался впечатлять? – спросила Женька, усиленно полируя зубы щеткой.

– Да никого, – произнес он уклончиво. – Ты же знаешь, что по роду своей деятельности я часто сталкиваюсь с разными людьми, и для меня важно хорошо выглядеть.

В этот момент Александр не мог не признаться себе в том, что он лукавит. Он знал, что выглядит лучше многих своих ровесников, что он подтянут, физически крепок и красив лицом. Вот только его интересовало: что думает обо всем этом их гостья, молодая красивая Мария? Может ли он еще составить конкуренцию двадцатипятилетним юнцам или его пора списывать в запас? Насколько привлекателен он для молодой женщины и способен ли еще вскружить кому-нибудь голову? Кому-нибудь, кроме своей жены. Евгения была уже давно добытым трофеем, любимым, но слишком уж знакомым. Их близость доставляла удовольствие обоим, но уже не будоражила кровь, не срывала мосты. Увидев вчера очень близко от себя тело молодой женщины, он оказался поражен больше, чем сам того желал. У него и мысли не было изменять Евгении, но не думать о том, какое впечатление он произвел на их прекрасную постоялицу, он тоже не мог…

Следователь был страшно разгневан.

– Это надо же было такое придумать?! – кричал он, отчаянно жестикулируя. – Взять к себе домой потерпевшую? Да это против всех правил! Хотели схитрить, да? Выставить меня дураком? Не зря я с самого начала чувствовал, что эта ваша интеллигенточка со слезами на глазах, эта ваша гламурная девица ведет слишком уж подозрительную игру! То она заявляется сюда с признанием, которого от нее никто не ждал, то вдруг начинает охаживать потерпевшую и в конце концов селит ее у себя в доме. – Он внимательнее вгляделся в Дубровскую, скромно сидевшую на стуле, и так, словно только сейчас его посетило внезапное озарение, произнес: – Это вы ей посоветовали, а? Это такой адвокатский прием?

Для Дубровской, для которой эта новость стала чем-то вроде небольшого землетрясения, обвинение следователя в пособничестве прозвучало как полнейшая бессмыслица.

– Я здесь совершенно ни при чем, – постаралась оправдаться она. – Евгения ни с кем не посоветовалась. Не сомневаюсь, что она исходила из самых лучших побуждений. Потерпевшей негде было жить. Но что вас так расстраивает? Насколько я помню, закон не содержит никаких указаний на этот счет.

– Ой, вот давайте только не использовать закон как тряпку: и платьице сшить, и подошвы вытереть! Я ведь могу попросить суд изменить вашей протеже меру пресечения. С подписки о невыезде на содержание под стражей. Как вам такой вариант?

– На каких основаниях?

– На основании того, что подобные действия я расцениваю как воспрепятствование установлению истины по делу. Так, что ли, говорит закон? С какой целью она пустила пожить у себя потерпевшую? Только не говорите мне о каких-то добрых побуждениях. Черта с два! Швец пригласила к себе девушку только для того, чтобы на нее воздействовать.

– Как Евгения может воздействовать на потерпевшую? Запретить ей говорить о том, что ее сбила машина? Так это давно известно, и главным образом благодаря самой Швец. Если бы она хотела сохранить дело в тайне, разве она добровольно явилась бы в органы милиции?

– Вы ведь знаете, что у меня на этот счет своя точка зрения? Я не верю в чистосердечное раскаяние Швец. Она пришла к нам потому, что боялась разоблачения. А теперь, когда в отношении ее завели уголовное дело, она решила оказать услугу потерпевшей. Но не просто так. А чтобы обеспечить ее лояльность при решении вопроса о мере наказания!

– Законом предусмотрена возможность примирения между обвиняемым и потерпевшим, – напомнила как бы между прочим Дубровская. – Кто может им в этом помешать?

– Я! – ткнул себя в грудь следователь. – И пока я веду это дело, никакого примирения от них я не приму. Потому что не верю в его добровольность. Ваша клиентка пользуется безвыходной ситуацией девушки и считает, что ей может все легко сойти с рук. Но я-то вижу ее насквозь! Так что не рассчитывайте на легкий финал.