– И тогда тоже не мог. Ты же не знаешь, чего мне стоило… Какие силы для этого нужны… А сейчас у меня просто нет сил, Марго. Я сегодня попытался, но… Не смог.

– И потому ты пытаешься перебросить эту свою слабость на меня? Хочешь объявить меня сумасшедшей?

– Да зачем же объявлять… Я и без того знаю, что ты сумасшедшая.

– А ты?

– И я тоже. Если я люблю сумасшедшую, значит, я и сам такой. Знаешь, я где-то читал, что сумасшествие бывает заразным, как вирус… У человека, который рядом, психика с годами истончается, происходят необратимые изменения…

– Ладно, хватит, надоело! – вдруг вскрикнула Марго, сбрасывая с себя одеяло. – Хватит философствовать, надо решать что-то! Тебе придется выбирать: или эта девчонка, или я! Да, опять выбирать! Потому что ты знаешь – я не переживу… Я действительно сойду с ума… И никакие психотропные мне уже не помогут! Решай, Филипп! Сделай это для меня, прошу тебя! Пожалуйста!

– Я не могу, Марго, не могу… Ты просто загоняешь меня в угол сейчас…

– Значит, мы вместе в этом углу будем жить. Ведь жили же как-то до этого, и у нас получалось. Давай, Филипп, иди… Делай же что-нибудь, ну… Не будь тряпкой!

Дверь в спальню вдруг открылась, и озабоченное лицо Тимоши просунулось в щель:

– Мам, пап… Там у вас телефоны на кухне звонят… Оба… По маминому телефону бабушка звонит, а по папиному телефону кто-то незнакомый…

– Закрой дверь, ну? – рявкнула Марго, злобно сверкнув на Тимошу глазами. – Закрой дверь, я сказала!

Тимоша побледнел и застыл, будто получил сильный удар под дых. Застыл словно изваяние, медленно опускал и поднимал веки, не в силах тронуться с места.

– Ты что, не слышишь? – зашлась визгливой истерикой Марго. – Ты оглох, да? Закрой дверь немедленно!

Филипп подскочил с кровати, ринулся к мальчишке, будто быстрее хотел загородить его своим телом. Вытеснил его за дверь, ухватил за плечи, повел в детскую, тихо приговаривая на ходу:

– Все хорошо, Тимоша, все хорошо… Сейчас мы с тобой водички попьем… Не надо так болезненно воспринимать все, Тимоша, ты же мужчина! Ну, бывает такое с мамой, ты же знаешь…

Усадив мальчишку в кресло, он опустился перед ним на корточки, с тревогой заглянул в глаза. Лицо ребенка начало дрожать от обиды. Тимоша вдохнул воздух и задержал его в себе, изо всех сил пытаясь справиться со слезами.

– Не держи, не держи в себе, Тим! Если хочешь поплакать – поплачь! Со слезами вся обида выльется, слышишь?

– Я… Я не обиделся, пап… Я все понимаю, мама болеет… Я просто испугался очень… И еще вот тут сразу заболело… – показал он ладошкой на грудь.

– Ну все, все, Тимош… Все пройдет… А хочешь, я тебя научу, как выпустить эту боль? Надо просто представить, что у тебя на спине решето… Если представишь, то и боль его тоже увидит! И выберется через него наружу! И сама улетит! Не надо держать внутри себя боль, Тимоша. Сколько еще этой боли в жизни будет, не сосчитать… Учись ее отпускать, а не складывать в дальний ящик.

– Хорошо, пап… А мама еще долго будет болеть, скажи?

– Да если б я знал… Вернее, я знаю этот ответ, но… Лекарство от ее болезни мне не потянуть…

– Что, очень дорогое, да?

– Очень.

– А если мы велик мой продадим? И скейт? И коньки? Еще планшет можно продать… И Катькину говорящую куклу… Она ведь не будет против, я знаю. Да она все свои игрушки продать согласится, я думаю…

Филипп улыбнулся жалко, хотел ответить, но не смог. Опустил голову, скукожился, дрогнул плечами. Услышал, как Тимоша проговорил испуганно:

– Не надо, пап… Ты чего? Я же все понял… Я буду мужчиной, я научусь не держать внутри себя боль… Я буду как ты, папа! Я буду сильным и смелым, ладно?

– Сильным и смелым, говоришь? – услышал позади себя Филипп голос Марго.

Обернулся…

Она стояла в дверях, смотрела на них пристально. Хотя не было уже в ее взгляде прежней горячей злобы, а был, скорее, интерес настороженный – не переборщила ли я, мол, сейчас, живы ли вы тут после моего нападения?

Филипп уже знал, что это значит. Если так смотрит – виноватой себя чувствует. Сделала выброс – больная душенька опустела на время от мыслей, разъедающих ее, как серная кислота. Бедный, бедный Тимоша! Ему в этот раз не посчастливилось, принял на грудь всю эту гадость… Теперь Марго до конца дня будет в состоянии вины пребывать. И надо многое успеть сделать до конца дня…

Эта мысль пришла, как спасение. Да, до конца дня надо многое сделать! А главное – прямо сейчас надо Марго с толку сбить…

– А мы обедать сегодня будем вообще, что вы на этот счет думаете? – обратился Филипп к жене и сыну так безмятежно, что сам удивился – как это у него получилось. – Я, например, ужасно голодный… А в холодильнике борщ, между прочим, есть! Я вчера сварил! Не навернуть ли нам борща, Тимоша? И маме тоже не мешало бы, она сегодня не завтракала!

– Ну, это без меня! – Марго резко выкинула вперед ладонь и даже попыталась улыбнуться скептически. Хотя улыбка все же не получилась, и даже скептицизма никакого в ней не было. Лицо оставалось злым, глаза смотрели на Филиппа так, будто Марго и сейчас хотела получить ответы на свои вопросы.

– Ладно, что ж… Пусть мама отдыхает, а мы с Тимошей борща рубанем! Да, Тимоша?

– Да… – неуверенно ответил мальчик. – Я тоже проголодался…

Марго хмыкнула, повернулась, ушла в спальню. А Филипп проговорил деловито:

– Я сейчас быстренько за хлебом сбегаю, а ты борщ разогрей, ладно?

– Нет, пап, давай наоборот… – испуганно проговорил Тимоша. – Давай я за хлебом, а ты борщ разогреешь… Потому что я боюсь, пап…

– Не бойся, сынок! Я очень быстро за хлебом схожу. Так надо, понимаешь?

– Ну, если надо…

Схватив свой телефон с кухонного стола, Филипп вышел за дверь, сразу принялся искать в телефонной памяти нужный номер. И сам себе удивлялся – как ему такое в голову раньше не пришло? Ведь можно было просто сбежать… Сбежать, не оглядываясь. Вместе с детьми. К Володе…

Володя был его армейским другом. Человеком он был довольно странным, и тем не менее дружба у них как-то сложилась. Они были из одного города и встречались довольно часто, пока Володя не уехал в деревню. Вот так взял и уехал, бросив все – работу, семью, друзей… Понятно, что с женой у него не заладилось – не все женщины могут жить с мужьями со странностями. А может, это были и не странности – это как рассудить…

Дело в том, что Володе ничего в этой жизни не надо было. Ни карьеры, ни квартир, ни машин, ни прочих прелестей, составляющих жизненный успех нормального мужика. Володя был человеком природы, человеком свободной души… Мог часами сидеть на берегу озера, созерцать. Или на облака смотреть. Или просто бродить по лесу, по полю… И быть счастливым при этом.